С улыбкой запечатлев это «чудо природы» на камеру своего старенького телефона — крутой мобилой насладиться не удалось (она неожиданно превратилась в тыкву, вернее в вещдок уголовного дела), Светлана вырулила на пустынную площадку перед входом в кафе. После длительной дороги жутко хотелось кофе, да и перекусить бы тоже не помешало. Неизвестно, сколько времени она проведет в поисках полицейского участка и гостиницы, в которой можно будет нормально пообедать.
«Перекушу парой каких-нибудь булочек, — решила она, — а вот от шаурмы, шашлыков и прочих «прелестей» придорожного меню — воздержусь. Неизвестно, из каких котят они все это здесь готовят». А маяться животом девушка не собиралась.
Остановившись у летнего павильона, она вышла из машины и пиликнула сигнализацией. Затем поднялась по скрипящим деревянным ступеням на высокое крыльцо, покрытое облупившейся краской и вошла в кафе. Внутри оказалось неожиданно уютно, несмотря на старую и основательно потертую мебель. Когда-то, давным-давно, когда это кафе знавало лучшие времена, над его интерьером потрудился какой-то искусный столяр, плотник и резчик по дереву. Все заведение было выполнено в одном стиле, в котором Светлана признала стиль рустик[1], хотя навряд ли тот, кто это делал, вообще знал, что это такое и с чем его едят.
Массивная темная мебель — столы и стулья, обшарпанная, оббитая, с выгоревшим местами лаком до сих пор привлекала взоры своей монументальной брутальностью. Такую если и захочешь разломать, придется приложить неимоверны е усилия для её уничтожения — сделано на совесть, если не сказать больше — на века. Выставленные напоказ темные и мореные временем балки, головы слегка травленных молью животных, в изобилии развешанные по стенам. И (Светлана даже слегка прифигела) большой камин, выложенный крупным речным голышом.
— Неожиданно… — Хмыкнула она, проходя к такой же массивной, как и все вокруг, барной стойке, выполняющей здесь еще и роль примитивного прилавка. — Настоящая мечта охотника или лесоруба, а, возможно, — неожиданно развеселилась девушка, — какого-нибудь сказочного людоеда…
— Вах! — Услышала она восторженный возглас, раздавшийся из дверного прохода, спрятавшегося в темноте за прилавком. — Какой свэжий бутон розы появилась в нашей уютной кафешка!
Из дверей выкатился маленький пузатый и кривоногий грузин, с большим носом и глазами «на выкате». С хрустом почесав густую щетину, разросшуюся на его лице едва ли не до самых глаз, он смахнул полотенцем, которое держал в руках, крошки с прилавка.
— Вазген, кобелина ты, этакая! — Раздался следом возмущенный женский голос. — Кого ты там опять охмуряешь? Вот расскажу все Марико, так она тебе своими руками все бутоны поотрывает!
— Э-э-э, Катерина, — Вазген обернулся к дверному проходу, — зачэм позоришь перед чужими людьми? А? Комплимент гостю — хорошая кавказская традиция…
— Знаю я ваши кобелиные традиции! — Из подсобки вышла крепкая грудастая бабенка, на вид лет тридцати — тридцати пяти. Светлана помимо воли оценила её «вооружение» — крепкую и на вид упругую четверку, которая, при вполне небольших габаритах хозяйки, смотрелась для этой дыры довольно неплохо. Да и мордашка вполне — пусть и не писаная красавица, но деревенские мужики за ней, наверное, табунами ходят. Этакая колхозница со старых советских плакатов. — Лучше иди, мясо от Валька прими, а я сама клиентку обслужу!
— Э-э-э, зачэм… — Вновь попытался что-то возразить горячий кавказец, но Катерина так на него взглянула из-под прищуренных век, что толстопузый Возген поспешно ретировался. Похоже, что командовала в этой забегаловке именно колхозница, а не горячий джигит.
— Вы, уж, меня извините, — произнесла Катерина, проследив взглядом за скрывшимся в подсобке Вазгеном, а после закрыв за ним дверь, — нельзя с ним по-другому. За каждой юбкой, собака, волочится! А у самого четверо дома по лавкам и жена опять на сносях…
— Что, — усмехнулась Светлана, — и за вами тоже пытался?
— А то, как же! — Продавщица подбоченилась, явно зная себе цену. — Кто только за мной тут не пытался волочиться. Только муж мой — Борька, это дело, ох, как не любит. Он у меня мужик крепкий и горячий, мигом руки-ноги поотрывает, а то и башку проломит… Как на деляне одичает, он у меня лесоруб, так ваще туши свет, кидай гранату! Да я и сама кому хошь фары врублю!