Можно себе представить, какой был ее ужас, когда она нашла небрежно брошенный на ящике крест, который Вальтер с самого детства носил на шее.
— Всемогущий Боже! Он не носит даже своего креста! Но погоди, проклятая восковая рожа, я надену его на твою шею. Теперь день и я не боюсь тебя, — с ненавистью пробормотала она.
Но едва успела она протянуть руку, чтобы взять крест, как почувствовала, что чьи-то крючковатые и пылающие пальцы схватили ее за горло и сжали так сильно, что она едва не лишилась сознания. Она бросила и крест, и ящик, и бросилась бежать, давая себе клятву никогда не переступать порога этой дьявольской комнаты и потребовать от сына или удаления, или уничтожения этой проклятой фигуры. В тот же день она выразила Вальтеру желание, чтобы статуя была удалена. Но при первом же слове об этом предмете, Вальтер пришел в страшную ярость, он объявил, что она сумасшедшая, если так настойчиво преследует простое произведение искусства, и что если он сам и восковая женщина стесняют ее, то он уедет в свой замок и увезет туда и статую. Испуганная и приведенная в отчаяние Кунигунда замолчала, но с этого дня ни она, ни Филиппина не переступали порога комнаты Вальтера и даже избегали проходить по коридору, ведшему к ней. Наступил май месяц и принес с собой цветы и тепло, но в доме рыцаря де Кюссенберга ничего не изменилось. Гнев и отчаяние Филиппины достигли своего апогея. Прошло уже четыре месяца, как она замужем, а презрительная холодность и отвращение к ней мужа все увеличивались.
Под влиянием ревности и бесконечных подозрений, у нее явилось непобедимое желание хоть раз посмотреть, что делает Вальтер, когда запирается в своей комнате. Раз у нее зародилась такая мысль, она не стала терять времени для приведения ее в исполнение. Как только настала ночь, она пробралась в сад, подтащила к дому лестницу садовника, приставила ее к стене и с удовольствием убедилась, что лестница доходит до самого окна Вальтера. Окно было открыто и только завешено спущенными шторами. Ночь была чудная, теплая и благоухающая.
Луна ярко освещала сад, к великому неудовольствию Филиппины, которая предпочла бы для своей экскурсии полную темноту. Но молодая женщина была слишком нетерпелива, чтобы отложить исполнение своего намерения. Она ловко взобралась на лестницу и осторожно раздвинула складки занавеси, чтобы можно было заглянуть внутрь комнаты. То, что она увидела, положительно поразило ее. С поднявшимися дыбом волосами, с полуоткрытым ртом, стояла она неподвижно, смотря на Вальтера, сидевшего в кресле и державшего на коленях восковую женщину. Последняя прислонилась к его плечу, обвила руками его шею, покрыв его массой своих распущенных золотистых волос. Глаза молодого человека точно приросли к его странной подруге с выражением такого страстного обожания, какого Филиппина никогда у него не видела. Ужас и ревность отняли у нее способность говорить и двигаться. Но когда она увидела, что восковая женщина выпрямилась и указала на нее пальцем, со зловещим и насмешливым смехом — она почти невольно вскрикнула:
— Господи Иисусе Христе и все добрые духи, хвалящие Бога, нашего Отца. Исчезни сатана!
В ту же минуту лестница зашаталась и опрокинулась. Молодая женщина ударилась головой о ствол дерева, под которым и осталась лежать без чувств.
Бледный как смерть, так как он видел свою жену, Вальтер спустился в сад. Видя, что Филиппина лежит как мертвая, он позвал людей и приказал им перенести молодую женщину в ее комнату и позвал доктора. Последний, прежде всего констатировал, что у нее сломана нога; когда же она пришла в себя и никого не узнавала, он объявил, что у нее воспаление мозга, исход которого он еще не может определить. Бледная и перепуганная Кунигунда заняла место у изголовья своей невестки. В помощь ей для ухода за больной была позвана одна из их родственниц, монахиня соседнего монастыря.
Прошло несколько дней, Филипина все еще никого не узнавала, в страшном бреде металась о кровати и только и говорила о восковой женщине, которую она видела в объятиях мужа.
Мудрый доктор объяснил этот бред ревностью, которая, без сомнения, мучила молодую женщину, а теперь создает в ее больном и возбужденном уме невероятные образы.
По городу начали носиться слухи о странной восковой фигуре, поднесенной в дар рыцарю де Кюссенбергу в день его свадьбы. Передавали шепотом, что с самого дня свадьбы Вальтер пренебрегает женой и запирался со статуей. Говорили также о художнике.
Раймонд, который писал чудную картину с этой таинственной модели, сошел с ума при очень странных обстоятельствах и в своем безумии, только и говорил о восковой женщине, называя ее Нахэмой и рассказывая на ее счет самые необыкновенные и ужасные истории.