На следующий день, готовясь к встрече, кузина графини надушилась своими любимыми духами. И была она в невероятном волнении и не заметила, что к привычному запаху прибавился новый. И так зловредная настойка оказалась в самых укромных уголках ее тела, ведь именно их обычно душат женщины, мечтая, как любовник будет целовать их.
Пока родители юной красавицы угощались редкостными и сложнейшими блюдами, которые в совершенстве готовил повар маркиза, сам маркиз ускользнул из их беседки и заглянул в беседку, где сидела красавица и две её младшие сестры.
- Матушка зовёт вас, - сказал он, и это было знаком. Вдвоём они скрылись в третьей - самой укромной беседке, где пол покрывало несколько пуховых перин и целая гора подушек, а в углу горела единственная свеча.
- Поволь мне коснуться твоих милых губок, - сказал маркиз, и девица, трепетавшая от страсти и смущения, кивнула.
Он потянулся к ней и запечатлел на её губах первый поцелуй, вдохнув нежнейших цветочный аромат, смешанный с запахом полевых цветов. Затем он порывисто привлёк её к себе и стал целовать шею - такую нежную, будто она была из лебяжьего пуха, такую гладкую, будто она была из мрамора.
- О, - шептала девица, - ваши поцелуй как огонь! Пусть они обжигают меня сильней!
И маркиз целовал её шею, гладил её талию сквозь корсет, а потом - ловко, умело - распустил его шнурки, чтобы целовать её округлые небольшие груди, похожие на белоснежные цветки лотоса.
- О, - шептала девица, - я чувствую, что ноги мои подгибаются.
- Тогда сядьте на пол, - прямо в подобное тонкой морской раковинке ушко выдохнул маркиз, не бойтесь, там перины. И прислонитесь к подушкам, чтобы мне было удобно приподнять ваше платье, милая, ведь не только ваши шейку и грудь я жажду целовать.
- О-о-о, - простонала девица, когда, задрав подол её платья, маркиз потянулся губами к её гладкому животу и покрытому золотистыми завитками лону, в складках которого блестела влага.
И всюду - в узгибах шеи, в ложбинке между грудями, в самом потаённом месте между ног - преследовал маркиза запах полевых трав. И каждое мгновение - целуя шею девицы, гладя пальцами грудь, лаская языком между ног - маркиз ждали, что его собственное естество отзовётся на прелести девицы, на звуки её стонов, таких нетерпеливых, таких горячих... И каждое мгновение он понимал, что совершенно бессилен. Он целовал и целовал нежную шейку девушки, её груди, её лоно, он позволил её тонким пальчикам ласкать его мужское естество, он слышал, как она уже полубессвязно шептала: «О, хорошо ли, что он так велик?..» Но это не помогало, вообще ничего не помогало. Голова маркиза кружилась от запаха полевых трав. Он весь дрожал от стыда и ужаса. В конце концов, он оттолкнул от себя девицу и, не сказав ни слова, бежал, пристыжённый, испуганный. До самого утра он слонялся по заведениям, где женщину можно было получить за небольшую плату, и раз за разом убеждался, что не способен ни на что. И запах полевых трав преследовал его.
Кузина графини, кое-как приведя себя в порядок, вернулась в беседку, растерянная и несчастная. Она не боялась, что родители узнают правду, ведь сердце её было разбито, а вино страсти, так пьянившее его какие-то полчаса назад, обернулось уксусом.
Наутро, когда маркиз совершенно разбитый вернулся домой, он обнаружил письмо от графини.
«Дорогой маркиз, - писала она, - моя служанка находится в тесной дружбе со служанкой моей маленькой кузины. И сегодня рано утром она сообщила мне весьма скандальную новость. Правдива ли она? И если правдива, что скажет свет? Не осмеет ли он вас? Я могла бы еще некоторое время держать эту новость в секрете, если вы без промедления ко мне явитесь».
Записку получила также и кузина графини: «Милая моя, вчера вечером я спасла тебя от ужасной участи. Однажды ты будешь мне благодарна».
Прочитав своё письмо маркиз, как ни странно, воспрянул духом: он вспомнил о старухе-знахарке и решил, что графиня вызывает его, чтобы предложить (за высокую цену, конечно) какой-нибудь спасительный отвар. Кузина же, прочитав своё письмо, мгновенно разорвала его на тысячи кусочков и разрыдалась, проклиная графиню.
Графиня ждала маркиза в своём будуаре. Одета она была, против обыкновения, не в траур, а в простое утреннее платье. Глаза её не были опущены долу, и в ярком утреннем солнце сияли, будет два сапфира. Мягкие кудри спускались на шею - такую же точёную и нежную, как шея её кузины.
Когда маркиз появился на пороге комнаты, графиня вдруг улыбнулась ему - и те чувства, что прежде толкали его на преследование этой недоступной женщины - вдруг вновь вспыхнули в его сердце. Но он - по привычке - лишь отмахнулся от них.