Пэлем Гринвел Вудхауз
Находчивость Дживса
(Дживс и Вустер — 8)
Я с негодованием уставился на него:
— Ни слова больше, Дживс. Это уже слишком! Шляпы — да. Носки — да. Пиджаки, брюки, рубашки, галстуки, воротники — во всем этом я полагаюсь на ваш вкус. Но фарфоровая ваза, — нет, уж увольте!
— Слушаю, сэр.
— Вы говорите, что ваза нарушает стиль комнаты. А мне она нравится. Я считаю ее художественной, во всяком случае, стоящей заплаченных за нее пятнадцати шиллингов.
— Очень хорошо, сэр.
— Итак, с этим покончено. Если будут спрашивать, то я буду у мистера Сипперлея, в редакции «Майфэр Газетт».
Я вышел, недовольный Дживсом.
Недавно, бродя по Стренду, я попал на один из тех аукционов, куда вас затаскивают почти насильно с улицы за рукав, и купил китайскую вазу с пурпурными драконами, птицами, собаками, змеями и странным зверем вроде леопарда. Весь этот зверинец теперь стоял на полке над дверью моего кабинета.
Ваза мне нравилась. Она была очень ярка и декоративна. Вот почему я так напал на Дживса, который начал ее критиковать. Разве в обязанности камердинера входит критика китайского фарфора?
Я зашел в редакцию «Майфэр Газетт», чтобы излить свою скорбь моему старому другу Сиппи. Когда мальчик впустил меня в кабинет, я увидел, что Сиппи так занят, что совестно его отрывать от дела. Вся эта пишущая братия всегда ужасно занята! Шесть месяцев тому назад Сиппи был веселым, жизнерадостным малым, печатал рассказики и стихи. Но с тех пор, как он стал редактором журнальчика, он сделался чертовски серьезен.
Сегодня Сиппи выглядел еще более занятым, чем обычно. Отложив излияния о моих домашних неприятностях, я решил польстить ему, похвалив последний номер его журнала, который я, конечно, и не думал читать.
Сиппи очень обрадовался.
— Тебе в самом деле понравился журнал?
— Очень.
— Много интересных статей?
— Все, без исключения.
— А поэма «Одиночество»?
— Превосходна. Кстати, кто автор?
— Там есть подпись, — несколько холодно ответил Сиппи.
— Ах, я всегда забываю имена.
— Поэтесса мисс Гвендолен Мун. Ты знаешь ее?
— Не имею чести. А что она, интересная?
— Божественная…
Сиппи откинулся в кресле с устремленным в пространство взглядом, рассеянно кусая резинку, и я немедленно поставил диагноз: Сиппи влюблен.
— Расскажи мне все, дружище.
— Берти, я люблю ее.
— Ты ей признался?
— Как можно!
— А почему бы и нет? Хотя бы в разговоре между прочим.
Сиппи вздохнул.
— Берти, знакомо ли тебе такое состояние, когда чувствуешь себя ничтожным червяком?
— И даже очень. Сегодня Дживс вел себя невозможно… Он стал критиковать купленную мной вазу.
— Она много выше меня…
— Неужели она такая высокая?
— Выше в переносном смысле! Я перед нею прах.
— Неужели?
— Разве ты забыл, что в прошлом году я получил тридцать дней без замены штрафом за то, что ткнул кулаком в пузо полицейского?
— Об этом давно все забыли.
— Все равно. Смею ли я после этого любить ее?
— Ты слишком сгущаешь краски, старина. Ты был выпивши и полез в драку с полицейским.
Сиппи покачал головой.
— Все-таки это нехорошо, Берти. Не утешай меня. Твои слова бесполезны. Ах, я могу только обожать ее издали! В ее присутствии я робею, язык прилипает к гортани. Мои нервы… Кто там? Войдите!
В дверях появился представительный джентльмен с глазами навыкате, римским носом и выдающимися скулами. Видно, важная и авторитетная персона, хотя мне не понравился его воротничок, а Дживс мог бы отпустить несколько нелестных замечаний относительно его брюк. Он держался, как железнодорожный жандарм.
— А, Сипперлей, — грозно сказал он.
Сиппи вскочил и стоял навытяжку, вылупив глаза.
— Садитесь, садитесь, Сипперлей, — произнес незнакомец. Меня он не удостаивал вниманием, смерив искоса величественным взглядом и повернув свой римский нос в мою сторону. — Я вам принес еще одну статейку. Просмотрите ее в свободное время.
— Хорошо, сэр, — предупредительно ответил Сиппи.
— Думаю, что статейка вам понравится. Надеюсь, Сипперлей, вы отведете ей более видное место, чем моей прошлой статье «Земельные отношения в деревне Тосканы». Я понимаю, что в еженедельном журнале места мало, но все же прошу не помещать мою статью в объявлениях среди портных и театров варьете. Запомните это, Сипперлей?
— Слушаю.
— Я вам очень благодарен, друг мой, — продолжал незнакомец. — Вы должны извинить меня за мои замечания. Я вовсе не собираюсь вмешиваться в вашу редакторскую политику. Ну, всего доброго, Сипперлей, я зайду к вам завтра часа в три.
Незнакомец удалился, освободив пространство объемом десять на шесть футов.
— Кто это? — спросил я.
Сиппи расстроился. Он обхватил руками голову, подергал волосы, потом свирепо стукнул кулаком по столу и откинулся в кресло.
— Чтоб его! — выругался Сиппи. — Он никогда не поскользнется на банановой корке и не вывихнет себе ногу.
— Кто это?
— Черт бы его подрал!
— Кто это?
— Инспектор колледжа, где я учился. Ты понимаешь?
— Ни черта.
Сиппи вскочил с кресла и прошелся по ковру.
— Как ты себя чувствуешь при встрече со своим бывшим инспектором?
— Не знаю. Он умер.
— Так я тебе скажу, что бы ты чувствовал. Я становлюсь снова приготовишкой, как будто меня вызвали для нотаций за шалости! Однажды он меня вызвал… Ах, Берти! Я постучал в дверь его кабинета. «Войдите!» Так, вероятно, рычали Нероновы львы, почуяв христианское мясо. Он грозно глядел на меня, обнажив клыки, а я лепетал какой-то вздор в свое оправдание. Но он не растерзал меня, а только отщелкал линейкой. И теперь, когда он появляется, я теряюсь, бормочу «да, сэр», «нет, сэр» и чувствую себя четырнадцатилетним школьником.
Я начал понимать, в чем дело. Люди с артистическим темпераментом, как Сиппи, всегда имеют свои странности.
— Он является сюда с карманами, набитыми статьями вроде «Старинные монастырские школы», «Некоторые неизвестные места из Тацита» и так далее, а у меня не хватает смелости отказать ему. И все это я должен печатать в журнале для легкого чтения!
— Нужно быть более твердым, Сиппи. Побольше смелости, старина!
— В его присутствии я становлюсь хуже жеваной промокательной бумаги. Ничего не поделаешь, Берти! Если же я буду печатать его статьи, то меня прогонят.
— Как же быть?
— Дело скверно.
— Нужно посоветоваться с Дживсом.
— Дживс, — сказал я, вернувшись домой, — дело плохо.
— Сэр?
— Встряхните своими мозгами. Я надеюсь на вашу сообразительность. Вы слышали о мисс Гвендолен Мун?
— Поэтесса, написавшая «Осенние листья», «Это было в июне» и другие поэмы. Слышал, сэр.
— Черт возьми, вы знаете все на свете, Дживс!
— Благодарю вас, сэр.
— Итак, мистер Сипперлей влюбился в мисс Мун.
— Да, сэр.
— Но боится ей признаться.
— Бывает, сэр.
— Считает себя недостойным ее.
— Совершенно верно, сэр.
— Так. Но это еще не все. Слушайте дальше. Мистер Сипперлей, как вам известно, редактор журнала для легкого чтения. И вот бывший его школьный инспектор заваливает его статьями, ничего общего с легким чтением не имеющими. Понятно?
— Более или менее, сэр.
— И несчастный Сиппи печатает его дребедень, не имея сил послать его к чертям. В общем, создается… Ну, как бы это сказать, Дживс?