— Итак, комиссия в составе…, — забубнил секретарь, видя всю тщетность ее попыток. — … Рассмотрев дело гебран-фейхт Эльи Ван-Хаард и приняв во внимание отягчающие обстоятельства, а также вред, нанесенный народу склан гибелью хаанги Каваарда Урт-Хаас единогласно вынес приговор о прекращении физического существования вышеупомянутой Эльи Ван-Хаард.
Смерть? Ее приговорили к смерти? Вот так просто взяли и… За что?!
— Однако, руководствуясь установкой оптимизационных норм и приняв во внимание положение подсудимой…
Элья едва сумела сдержать вздох облегчения. Всё-таки перераспределение. И серое кольцо территории приемки показалось вполне симпатичным местом.
— …приговору подлежит быть смягченным до второстатейного с особой поправкой.
Второстатейный с особой поправкой? Это как?
— Изгнание, — с удовольствием пояснил Фраахи, поднимаясь. — С отречением рода. И купацией. Полнейшее, так сказать, удаление. Вымолодки… Нет в вас ни ума, ни выдержки, одно хотенье. Пойдем, Бракаар, здесь всё кончено.
— Но… — Уходить тому явно не хотелось, однако старик возражений не терпел и, шлепнув по плечу, повторил, — Пойдем. Меньше находишься рядом с грязью, меньше пачкаешься.
Стоило им выйти за дверь, как доктор Ваабе подал Элье кубок со светло-янтарным, густым с виду напитком.
— Пей, — приказал Скэр.
Пить? Чтобы им резать было удобнее?!
— Настоятельно рекомендую, — поддержал его секретарь. — Некоторые процедуры могут быть неприятны.
Они думают, что так просто заставят? Если браана нет, то… В плечо вонзилась игла и кто-то сильный прижал ее локти к бокам. Не новобранец — Раард, с которым… Игла это не больно. Больно, что ударили те, от кого не ждешь. И когда не ждешь.
Скэр по-прежнему не смотрел в ее сторону.
— Ко всему, следует помнить о последствиях вашего отказ от добровольного сотрудничества, — монотонно говорил Маах. — Положение рода Ван-Хаард в ветви и без того весьма неустойчивое.
Мир заскользил перед глазами разноцветным колесом. Не выходит ухватить. Это потому что Элья наяву, а колесо во сне, и если закрыть глаза, — ведь хочется очень, сами слипаются, — то и колесо мира навсегда останется с нею.
Нельзя. Нужно драться. Объяснить. Сказать. Скэр ведь обещал помочь и… Молчит.
Не засыпать. Не падать. Стоять.
Оттолкнуть чужие руки.
Раздевают. Она не спит! Она сумеет… ударить. Кого? Раарда? Кого-нибудь. Вот спина новобранца… Нужно бить. Бить нужно только в спину.
— Вы двое свободны.
Предатель! Слышишь, Раард? Ты предатель! Мог ведь предупредить! Намекнуть хотя бы. Не уходи. Вытащи. Пожалуйста. Ты же не понимаешь — крылья отрежут! Без крыльев нельзя. Без крыльев смерть. Голод эмановый и язвы. Как у икке. Икке умер и Элья тоже умрет.
Из человеческой крови эман не выварить.
Ушел? А ее укладывают. Возятся. Почти все равно, но спать нельзя.
— Сама по себе ампутация весьма травматична. Она требует вмешательства в центральный узел, что в большинстве случаев приводит к летальному исходу. А нам бы этого не хотелось. К тому же, удаляя крылья, мы фактически уничтожаем фейхта. Разумеется, я имею ввиду в первую очередь внутренние изменения. По сути, мы лишаем ее части системы, напрямую управляющей рядом важнейших реакций и рефлексов. Думаю, изменения затронут даже мозг.
Руки мягко гладят крылья, ощупывая, скользя по жилкам и от этого прикосновения щекотно даже во сне, и Элья пытается проснуться. Сейчас, еще мгновенье и она откроет глаза и скажет, что… что-нибудь скажет.
Нельзя отрезать крылья!
— Я же предлагаю провести линию разреза вот здесь, отделив крыловую пластинку от прочих элементов. Ни о каком процессе синтеза эмана мы тоже не сможем говорить, да и изменения во многом будут аналогичны описанным, но она фейхт и протянет дольше, чем…
…икке. Стол. Огоньки. Запах. Ей очень мешает запах. Или, наоборот, помогает не спать. Подъем. Немедленно. На раз-два-три…
— Боли она не почувствует. Что на мембране, что на жилках иннервация у фейхтов слабая. Посмотрите. — Что-то холодное коснулось поясницы, пробив кожу. И вправду не больно. И лежать удобно, а чужие руки, которые все никак не желали оставлять в покое ее крылья, больше не казались враждебными.
— Лимфа, свернувшись, закупорит сосуды. С большой долей вероятности. Поймите, гебораан Скэр, в девяноста девяти процентах случаев операции ориентированы как раз на сохранение. А здесь, так сказать, вариант противоположный. И поэтому я осмелюсь ходатайствовать о…
— Нет! — Какой жесткий у Скэра голос. Ну да, он же убил Каваарда. И она. Вместе. А отвечать только Элье. Это подло!
— Несколько дней отсрочки. Сугубо научный интерес. И ко всему опасаюсь, что посттравматический шок в отсутствие обезболивающих средств может быть достаточно силен, чтобы привести…
— Это не имеет значения. — Неужели Фраахи вернулся? Так тихо, что она даже… — Приступайте, доктор. А ты, Скэр, намного перспективнее, чем я думал. И тверже. Дайте им то, чего они хотят, но не так, как они этого хотят… Эскорт ждет и готов выдвинуться в любую минуту.
А больно и вправду не было. Неприятно чуть-чуть, особенно сначала, когда скальпель в первый раз вспорол тонкую мембрану крыла — все-таки когда крыло в бою горит, оно иначе. Но ничего, терпимо. Вот лезвия секатора, обхватив жилку, застыли на долю мгновенья, и сомкнулись. Хрустнуло, словно кость сломалась. И снова прикосновение скальпеля… секатора… скальпеля… секатора.
Когда доктор Ваабе приступил ко второму крылу, Элья окончательно уснула.
Триада 1.2 Бельт
Могут ли две частицы дрожжей обидеть одна другую при взаимном пожирании? А две частицы одного мира? Не могут, потому что жизнь — одно сплошное взаимное пожирание.
— Я больше не хочу резать, — сказал нож. И отправился в горн.
Он сам влез в западню. Да еще и своих людей затащил. А ведь следовало догадаться раньше, когда только въезжали в деревню. Но шли-то на кураже, с победой. Куда там присматриваться к хмурым рожам вахтажников, эту дыру занявших? Чай, не серошкурые, одно дело делаем, даром, что флаги незнакомые. Ну на то и есть вечные жернова, чтобы смалывать разные зерна в одну муку, из которой — добавь кровушки, вымеси хорошенько! — и выйдет кривобокий каравай войны. Жри до отвала, не подавись.
Тогда большой удачей показалось своих встретить, особенно, после такой передряги. Шутка ли — неполной десяткой легких конников ударить по скланьему каравану? Да так ударить, что сволота эта по лесам рассеялась. А кабы под ногами не путались беженцы с погорельцами из местных, все вообще прошло бы без сучка, без задоринки. А так — всего полдюжины человек осталось, и среди них ни одного целехонького: кто очередной дыркой в тегиляе разжился, кто ухо потерял, у кого руку-ногу скланьим кнутом приласкало. Хуже всех — сам Бельт: на полморды рваная рана, гноит уже и голова чуть не пополам разламывается. Оттого ведь и перли напрямик, к своим…
Ребят понять можно, думали, что кончится хозяин командирской плети-камчи со дня на день, но не бросали, хотя давно известно: удар кнутом — не лекарское дело. Тут и многоумные камы не всегда помогут, да и не станут они с обыкновенным камчаром возиться.
Когда нынешним утром отряд вышел на заброшенную деревню и увидал над частоколом гербовый шест, всем было уже плевать, в каких цветах да при скольки шнурах там конские хвосты мотыляются. Въехали радостно и, чего уж греха таить, вздохнули с облегчением. Видно, рано.
Бельт стоял посреди избы перед уважаемым Апсой-нойоном. В хорошо протопленной комнате дрожь только усилилась, и камчара, которому не позволили даже скинуть плащ, отчаянно качало. Если бы не старина Кёрст, придерживающий сзади, того и гляди, рухнул бы на земляной пол прямо под ноги Апсою да на посмешище еще троим рубакам.