По нашим сведениям, все остальные члены партии, которой руководил Николс, исчезли. Куда они делись, выяснить так и не удалось.
Я попытался связаться с Николсом и не смог. До него не добраться. Ни почты. Ни радио. Ничего. Санктуарий изолирован. Если тебе там что-то нужно, ты отправляешься туда сам, лично.
— Я об этом как-то не задумывался, — заметил Чемберс.
— И не только вы. Никто не пытается связаться с Санктуарием, пока не понадобятся его услуги, а когда возникает в них нужда, человек оказывается там. Но вы еще и половины не слышали.
Аллен зажег новую сигарету. В комнате негромко прозвонили часы. Ганнибал свесился со стола и махнул на Мозеса когтистой лапкой, не достав до него считанные сантиметры.
Начальник Секретной службы откинулся на спинку кресла.
— Итак, поскольку с Николсом мне связаться не удалось, я послал в Санктуарий нескольких своих людей. Шестерых, если быть точным. В разное время…
Он посмотрел на Чемберса, лицо его помрачнело.
— Они не вернулись.
Чемберс еле заметно вздрогнул.
— Не вернулись? Вы хотите сказать?..
— Только то, что сказал. Они не вернулись. Я их отправил. И… ничего. Ни слуху ни духу. Ни от них, ни о них. Люди просто исчезли. Последний — три месяца назад.
— Это кажется невероятным, — нахмурился Чемберс. — Мы ни секунды не сомневались в том, что пациенты Санктуария получают надлежащее лечение и уход, считали, что о лишившихся рассудка людях там заботятся лучше, чем где бы то ни было еще.
Он немного помолчал, и вдруг выстрелил внезапным вопросом:
— Они ведь лечат, так?
— Конечно, — ответил Аллен, — Разумеется, лечат. Я разговаривал со многими, кого они привели в чувство. Но те, кто там побывал, никогда не возвращаются в Солнечную службу. Они становятся…
Он наморщил лоб.
— Это сложно описать словами, шеф. Складывается впечатление, что это уже совсем другие люди. Их поведенческие схемы не совпадают с прежними данными. Они забывают большую часть прежних навыков и знаний, теряют интерес к тому, что волновало их прежде. И взгляд у них странный. Они…
Чемберс махнул рукой.
— Не забывайте, что они и должны меняться. Лечение…
— Да, знаю, — перебил Аллен, — Вы реагируете в точности так же, как до недавнего времени реагировал я сам. Да и все остальные. Мы инстинктивно защищаем Санктуарий, находим оправдания для любых его действий. Видите ли, даже самому последнему из нас однажды могут понадобиться его услуги. И сознание того, что он есть, дает нам силы. Рискуем свихнуться? Ну и что? Санктуарий нас починит. Нет денег? С нас не возьмут ни гроша и даже бесплатно доставят. Санктуарий — это соломинка, за которую можно ухватиться в нашем безумном мире. Возможно, даже некая разновидность веры. Тяжело, когда у тебя из-под ног выбивают опору.
Чемберс покачал головой.
— Мне почти жаль, что вы ввязались в это дело.
Аллен поднялся, раздавил сигарету в пепельнице.
— Этого я и боялся. Мне страшно не хочется бросать его теперь, когда я зашел так далеко. Не исключено, что это пустая затея, но…
— Нет, — перебил Чемберс, — не бросайте. В наши дни следует внимательно относиться к любой мелочи. А это… Вы и сами подозреваете, что ваши поиски напрасны, но, с другой стороны, нутром чуете, что здесь что-то не так. Нет, не следует останавливаться на полпути.
— И последнее, шеф. Я упоминал об этом раньше. Люди…
— Я знаю, что вы собираетесь сказать. — Чемберс нетерпеливо махнул рукой, — Люди на меня обижены. Они думают, что я от них отдалился. Слишком много слухов.
— Они не знают, что вы слепы, — напомнил Аллен, — И я считаю, что пора сообщить об этом. Люди поймут. Всегда лучше знать правду, чем строить самые невероятные предположения. А я очень хорошо знаю, что именно они думают. Это моя работа — знать.
— Кто пойдет за слепцом? — с горечью проговорил Чемберс. — Меня станут жалеть, но не уважать.
— Люди сбиты с толку и судачат о вашей болезни. Говорят, что она вас изменила. Им и в голову не приходит, что вы ослепли. Некоторые даже полагают, что у вас размягчение мозгов. Еще все гадают, что такое Ганнибал и почему вы никогда с ним не расстаетесь. Домыслы самые фантастические. Даже более невероятные, чем правда.