– Я не могу определить мотив. Первым в списке идет убийство с целью заткнуть ему рот. Предполагается, что ему могло быть известно о сомнительном поведении одного из коллег, который заводил шашни с преподавательницами и матерями учеников.
– Что в принципе могло послужить основанием для дисциплинарных мер, даже для увольнения. Отравление рицином. – Задумчиво проговорила Мира, – несколько старомодный способ, я бы даже сказала, экзотический. Не столь эффективный способ, как некоторые другие, но рицин проще добыть, если есть научные познания.
– Сработал безотказно.
– Да, конечно. Итак, убийство было спланировано по времени и выполнено точно в срок. Не импульсивно, не в пылу момента. Расчетливо. – Балансируя чашкой с блюдцем на колене, что всегда поражало и приводило в восхищение Еву, Мира продолжала: – Можно, конечно, предположить, что яд уже был в репертуаре убийцы и простота доступа побудила его прибегнуть к этому способу вновь. Насколько я поняла из вашего рассказа, убитый не ощущал никакой опасности, не подозревал, что ему угрожают. Не знал, что вызвал чей-то гнев на свою голову.
– Он следовал заведенному распорядку, – подтвердила Ева. – Никто из близких не заметил никаких отклонений.
– Я бы сказала, убийца долго таил в душе злобу, никак не выдавая себя внешне. Спланировал все детали, добыл яд. Убийство для него – просто дело, которое надо сделать. Ему не требовалось наблюдать, как его жертва умирает, прикасаться к убитому, разговаривать с ним. Убийцу ничуть не смущало, что, скорее всего, жертву обнаружат дети.
Мира замолчала и задумалась.
– Если это был кто-то из родителей, я бы сказала, он думает только о своих нуждах и желаниях, забывая об интересах своего ребенка. Учитель? Допустим, дети для него – это работа, обучаемые единицы, а не живые люди. Средство для достижения цели. Все было исполнено эффективно, с минимальной затратой усилий.
– Он не ищет внимания и славы. Он не безумен.
– Я бы тоже так сказала, – согласилась Мира. – Но это кто-то, умеющий следовать расписанию, работать упорядоченно.
– Я хочу еще раз проверить преподавателей и вспомогательный персонал. Расписание – основа школьной системы, насколько мне помнится. И кто-то внутри этой системы очень хорошо изучил распорядок и привычки убитого. – Ева поднялась и принялась расхаживать. – К тому же по правилам они просто обязаны быть на месте. Нет ничего подозрительного в приходе учителя на работу и в самой работе. В школу иногда приходят и родители или опекуны – приводят детей, что-то приносят, совещаются с учителями. Но убийца должен был сознавать, что, если его имя есть в списке зарегистрированных на входе, – а родители в отличие от учителей приходят в школу все-таки не каждый день, – мы его обязательно проверим.
– А есть возможность попасть в школу, не зарегистрировавшись на входе? – спросила Мира.
– Способ всегда найдется, это мы тоже проверим. Но мне это не нравится. – Ева села и тут же снова беспокойно вскочила. Мира взглянула на нее обеспокоенно. – Конечно, если проникнуть в школу тайком, имени в списке не будет, но это не так эффективно, как просто зарегистрироваться обычным порядком. Пройти тайком – это ненужный риск. Убийство – тоже риск, но, риск, как вы и сказали, рассчитанный. Время – основной фактор. Держу пари, сукин сын практиковался. – Ева сунула руки в карманы, рассеянно побренчала мелочью. – В общем, спасибо, что уделили мне время.
– Я прочитаю файл и составлю для вас официальный психологический портрет.
– Спасибо.
– А теперь скажите мне, что случилось.
– Я же только что рассказала. Парень умер. Следов нет.
– Ева, вы перестали мне доверять?
Вот об этом и Рорк спрашивал ее накануне вечером. Почти таким же терпеливым тоном. Это разбило ей сердце. Она судорожно перевела дух, ей никак не удавалось справиться с волнением.
– Появилась женщина, – едва сумела выговорить Ева.
Мира хорошо знала Еву. Она сразу поняла, что речь идет о личном, не имеющем отношения к убийству.
– Сядьте.
– Не могу. Не могу. Есть женщина. Он знал ее раньше. Он был с ней. Возможно, любил. Мне кажется, он ее любил. И вот она вернулась, а он… Я не знаю, что мне делать. Я только все порчу. И остановиться не могу.
– Думаете, он вам изменил?
– Нет. – Ева в отчаянии прижала пальцы к глазам. – Понимаете, в глубине души мне хочется сказать: «Пока нет». А другая часть моей души говорит: «Все это ерунда». Он никогда так не сделает. Но она здесь, и она не такая, как другие.
– Позвольте мне, прежде всего, выразить свое личное мнение, полностью совпадающее с профессиональным. Рорк любит вас до такой степени, что просто места не остается ни для кого другого. И я согласна: изменять вам – это не его стиль. Он вас не просто любит. Он слишком уважает вас, да и себя самого тоже. А теперь расскажите мне об этой женщине.
– Она красавица. Настоящая красавица. Она моложе и красивее меня. В ней есть шик, а во мне – ни капли. У нее сиськи больше. Знаю, это звучит глупо.
– Ни в малейшей степени! Мне она уже страшно не нравится.
Ева рассмеялась, но все-таки не удержала слезу. Пришлось ее смахнуть.
– Спасибо. Ее зовут Магдалена. Он иногда называет ее Мэгги. – Она прижала ладонь к животу. – Мне плохо. Меня тошнит. Есть не могу, спать не могу.
– Ева, вы должны поговорить с ним об этом.
– Я говорила. Мы поговорили и ни к чему не пришли. Ходили кругами и злились друг на друга. Я не знаю, что с этим делать. – Разрываясь между досадой и страхом, Ева нервно провела руками по волосам. – Я в таких вещах ничего не понимаю. Соммерсет сказал мне, что она опасна.
– Соммерсет?!
– Ну да. – В глазах Миры читалось такое изумление, что Ева невольно усмехнулась. – Неожиданный поворот, верно? Он даже сказал, что я подхожу Рорку больше, чем она. По крайней мере, на данный момент.
– Меня это ничуть не удивляет. А почему он считает ее опасной?
– Он говорит, она всех использует. Двенадцать лет назад бросила Рорка на мели.
– Это было давно. Он был очень молод.
– Да, – кивнула Ева, убедившись, что Мира ее правильно понимает. – Это ранит больнее, когда ты молод, когда еще не нарастил защитную броню. Понимаете, она его бросила, а это еще хуже. Хуже, потому что для него это незаконченное дело. Оно так и осталось не доведенным до логического завершения. Она от него ушла, а теперь снова пришла.
Ева присела на краешек стула.
– Мы были в таком шикарном ресторане… уже не помню, как он называется. Деловой ужин. И я опоздала. Мне как раз попалось это дело, переодеться не успела, так и пришла… Ну, в общем, вы представляете. И тут она окликает его по имени. Он взглянул на нее, а там было на что посмотреть. Блондинка, красное платье. И тут я увидела… Это промелькнуло в его глазах, всего на миг, но это там было. Он ни на кого так не смотрит, только на меня, а тут… Он посмотрел на нее. Всего секунду. Нет, даже меньше, полсекунды. Но это там было. Я это видела.
– Я не сомневаюсь, что вы это видели, Ева.
– Между ними что-то есть. Влечение. Я чувствую.
– Воспоминание может стать могучей силой, Ева. Вы это и сами понимаете. Но воспоминание о чувстве еще не делает его живым.
– Он встречался с ней за ленчем.
– Вот как…
– Он ничего не скрывал, не пытался действовать у меня за спиной. Ничего подобного. И он сказал, что она попросила у него совета по бизнесу. Но она сказала… Она приходила ко мне на работу.
– Она приходила к вам?
Ева опять встала, она не могла усидеть на месте.
– Она сказала, что хочет пригласить меня посидеть где-нибудь, поболтать. Вся таяла от улыбочек, дружбу предлагала. Но она говорила совсем не то, что думала. У нее на уме было совсем другое. Господи, как глупо все это звучит!