Мы долго проговорили. Я плел что-то несуразное. Мы оба не очень-то много поняли из того, что я наговорил. Но брат отнесся к этому серьезно. Надо отдать ему должное. Я заметил, что он встревожен. Он еще никогда не видел меня таким.
Он сказал, что каждый день тысячи людей, наверное, сталкиваются с тем, когда перед ними словно бы выросла стена. Многим, наверное, бывает от этого тяжело, но потом это проходит. Брат у меня оптимист. Он хотел мне помочь.
А я подумал, что провалился на самое дно. Мне стало страшно, что вот я уже пресытился днями и ничто больше не вызовет у меня воодушевления.
Тут брат и сказал, что он уезжает. Отъезд был назначен на ближайшие дни, и он вернется только через два месяца. Он предложил мне пожить это время в его квартире. Я сказал: «Спасибо!» – и потом мы помолчали, пока брат не взглянул на часы и не обнаружил, что уже начались новости спорта. Он спросил, как я посмотрю на то, чтобы вернуться в дом. Тогда был мой день рождения, и на столе опять стоял торт.
Проснувшись утром, я понял, что дальше так не может продолжаться. Я остался в постели и стал думать.
Дело было не в крокете. Это я знал точно.
Крокет – это пустяки, а тут было что-то важное.
Меня почти сразу осенило, что оно имеет непосредственное отношение к тому, что мне исполнилось уже двадцать пять лет. Именно это меня и мучило.
Мысль о взрослении почему-то всегда вызывала у меня тревожное чувство.
Пространство меня, в общем-то, мало волнует, но вот со временем у меня проблемы.
Пока я одевался, мне стало ясно, что я не могу потратить этот день на то, на что обычно тратил другие дни.
Дни надо проводить иначе.
А также и ночи.
Я постоял у окна, глядя на улицу.
И вот принял решение.
Я сел на велосипед, отправился в университет и сообщил, что по некоторым обстоятельствам не могу сейчас сдать специальность. Секретарша кафедры поинтересовалась, не случилось ли чего-то непредвиденного, и спросила, не может ли она чем-то помочь. Я отметил про себя, что она проявила трогательное участие, но мне не хотелось ни с кем разговаривать. Я коротко поблагодарил ее за внимание и сказал «да» на первый вопрос, а на второй – «нет».
После этого я снова сел на велосипед, вернулся в город и свернул все дела, связанные с моим прежним существованием. Я побывал в газете, куда от случая к случаю сдавал свои материалы, и сказал, что на время бросаю писать, а может быть, и вообще навсегда. Я отказался также от комнаты, которую снимал, от телефона, рассчитался за телевизор и отменил газетную подписку.
Все остальное, что у меня было, поместилось в рюкзаке и двух картонных коробках. Коробки я поставил к родителям на чердак, а рюкзак закинул за спину, взял велосипед и поехал на квартиру своего брата.
Приехал весь в поту, сел и сижу. Вот я и совершил наконец настоящий поступок.
Это вам не шуточки!
Не какое-нибудь там ТВ-2.
МЯЧ
Прошло недели две.
Я так и сижу в квартире брата.
Раз в день выхожу купить какой-нибудь еды. Если приходит почта, вскрываю конверты и пересылаю письма брату по факсу. Номер факса какой-то необыкновенно длинный. Я почти уверен, что брат находится в Африке. Я пытался искать записку с его адресом, но так и не нашел.
Кроме этого, я почти ничего не делаю.
Иногда листаю газету или полеживаю на диване, глядя в пустоту.
У меня никаких планов.
Ощущение бессмысленности всего сущего продолжается.
Это не очень-то воодушевляющее состояние.
Я сбавил темп до предела. До нуля.
Мне кажется, что надо начать все сначала. Интересно, как это сделать?
Вчера я составил список того, что у меня есть и чего нету.
Вот что у меня есть:
– хороший велосипед,
– хороший друг,
– плохой друг,
– брат (в Африке?),
– родители,
– дедушка с бабушкой,
– крупный кредит на учебу,
– степень бакалавра,
– фотоаппарат,
– немного взятых взаймы денег,
– пара почти что совсем новых кроссовок.
А вот то, чего у меня нет:
– планов,
– воодушевления,
– девушки,
– чувства, что все как-то связано и должно хорошо кончиться,
– обаяния,
– часов.
Просматривая сегодня списки, я обратил внимание на то, что список имеющихся у меня вещей длиннее, чем список того, чего у меня нет. У меня есть одиннадцать вещей. Нету шести. Это должно бы настраивать на оптимистический лад.
Но при внимательном изучении списков я обнаружил их неравноценность. Такое уравнение не решается.
В списке имеющихся вещей были такие, без которых я мог бы обойтись, а несколько вещей из списка отсутствующих представляются мне совершенно необходимыми для того, чтобы жить так, как мне бы хотелось.
Так, например, я бы с удовольствием согласился отдать моего плохого друга, чтобы взамен обрести немного воодушевления. Или девушку.
Это пожалуйста, хоть сейчас!
К сожалению, всем известно, что так не бывает.
Для развлечения я сложил количество пунктов в обоих списках: 11 + 6.
Получилось 17. Довольно-таки большая цифра, когда речь идет о существенных, жизненно важных вещах. На несколько секунд я даже преисполнился гордости. Но нет, смысла в этом ни на грош. Что за глупость складывать то, что имеешь, и то, чего у тебя нет. К тому же некоторые из этих вещей не имеют большого значения. Например, часы. Мне бы хотелось иметь часы, но не могу утверждать, что они имеют существенное значение. Конечно, я бы не прочь обзавестись часами. Тогда я всегда мог бы узнать, сколько прошло времени. Как я уже говорил, со временем у меня проблемы, и, как мне кажется, лучше смотреть своим проблемам в лицо, чем притворяться, будто ты их не замечаешь. И все-таки разве часы – это существенно? Вряд ли.
То же самое можно сказать и про кроссовки. Кроссовки тоже несущественная вещь, но они у меня есть. Наверное, можно сказать, что часы и кроссовки дают при сложении ноль. Остается 10 + 5. Это будет 15. В данном аспекте – тоже немалая величина. Но тем не менее она ничего не дает и так же бессмысленна, как число 17.
Надо постараться думать о чем-то другом.
Я лежал на диване и задремал и вдруг услышал, что поступает факс. Я стал ждать, когда он пройдет целиком и машина отрежет бумагу. Это заняло примерно минуту. Вот листок упал на пол, и я встал, чтобы его поднять.
Факс оказался от Кима.
Ким – мой хороший друг. Мы знакомы с ним уже несколько лет. Он отличный парень и готовится стать метеорологом. Сейчас у него, кажется, практика, которую он проходит на острове, где-то на Севере. Как я понял, он живет там один. Он снимает показания каких-то счетчиков и что-то там вычисляет. Потом два или три раза в сутки звонит в метеорологический институт на Блиндерне.
Похоже, что он соскучился в одиночестве.
– Он то и дело присылает мне факсы. Я не поспеваю за его скоростью. Я сказал ему, что не могу отвечать факсом на каждый его факс. Он сказал «о'кей», но я понял, что он немного обиделся. В конце концов мы по умолчанию пришли к обоюдному соглашению: он посылает мне столько факсов, сколько ему захочется, я же отвечаю на них тогда, когда чувствую себя в состоянии.