Шеф понимает, что не сможет противостоять моей настойчивости, а возможно, и не хочет противиться, потому что при первых же тактах песенки он произносит:
— Вот что, господин Томас, я отвечу на ваш вопрос, но сначала хочу предупредить: не пытайтесь использовать мои слова в своих целях и клеветать на меня в своих отчётах, как это иногда делал ваш предшественник. Мои взгляды давно известны там, где следует. И позвольте добавить, что лично вам потребуется ещё много лет и немало усилий, чтобы заслужить то доверие, каким пользуюсь я.
— Спасибо за предупреждение, — киваю я. — Хотя искренне уверяю вас, что у меня нет никакого намерения клеветать на вас.
— Тем лучше, — отвечает посол тоном, в котором недоверие звучит так сильно, что его не может заглушить даже детская песенка. — Что касается моего отношения к вашим методам, то оно выражается в двух словах. Самый удобный способ удушить противника — это заключить его в дружеские объятия. А вы вместо того, чтобы завоевать его расположение, заранее его пугаете и завариваете кашу, вроде чехословацких событий. Думаю, что выразился достаточно ясно и коротко?
— В Евангелии говорится ещё короче: Иуда поцеловал Христа, — напоминаю ему я, чтобы он не слишком гордился краткостью своего слога. — Только после поцелуя Иуды прошло много времени, и многое изменилось. Сегодня нет таких дураков, которые бросались бы в ваши объятия. А даже если они и попадают в ваши объятия, то готов держать пари, что они обнимают вас с теми же коварными намерениями, с какими и вы их. Так что столкновение в любом случае неизбежно.
— Посмотрим, — сухо отвечает посол, которому такое возражение явно не приходило в голову. — Я согласился изложить вам своё мнение и всё. Я не собираюсь вступать с вами в споры.
— Я понимаю, что это было бы ниже вашего достоинства, — говорю я с таким подчёркнутым подобострастием, что всё это походит на открытую издёвку.
— Дело тут не в достоинстве, а в том, что я просто не люблю терять время на пустую болтовню.
Намёк на то, чтобы я убирался, такой прямой, что я тотчас же встаю со старинного кресла.
— Хочу предупредить вас, чтобы вы всё-таки выполняли свои прямые обязанности, и неплохо было бы вам быть поосторожнее во всех прочих делах.
— Я запомню ваш совет, хотя, если позволите заметить, я уже занимался подобной работой…
— Вы приехали из африканской страны, где могли позволять себе всё, что угодно, вплоть до совершенно непозволительных действий, — возражает посол, в свою очередь вставая с кресла. — К несчастью, обстановка здесь совсем не такая, как в Африке.
— У меня уже есть информация об обстановке.
— У меня тоже есть информация о вас, — многозначительно замечает посол, задетый моим наглым тоном.
— В таком случае вы могли бы своевременно высказать свои возражения против моего приезда.
— Может, я бы и высказал, если бы вы прибывали как положено, — мгновенно ответил он ударом на удар.
Вечные аргументы этих самодовольных ничтожеств: только у них всё идёт как положено, а мы, остальные, — нахалы, мошенники и вообще люди второго сорта.
Но шеф всё-таки явно человек уравновешенный и, несмотря на своё раздражение, сообразил, что так или иначе теперь нам предстоит работать вместе, поэтому следующая тирада была произнесена более мягким тоном:
— Не обижайтесь, а постарайтесь меня понять. У меня нет никаких предубеждений против вас лично, и вообще для меня тут важна не личность, а подход к делу. В вашей ситуации любой горит желанием реабилитировать себя. А амбиции приводят к чрезмерному усердию. Чрезмерное усердие ведёт к промахам. И тот, кто хочет мгновенно улучшить свою репутацию, мгновенно и окончательно её портит. Не говоря ужо неприятностях, которые он доставляет своим начальникам.
— Разумеется. Но у вас, если не ошибаюсь, были претензии и в отношении моего предшественника…
— Да. И они вполне оправдались.
— И эти претензии, естественно, и тогда относились не к нему лично?
— Конечно нет.
— В таком случае, если ваше неприязненное отношение вызвано не лично нами, следовательно, оно относится к организации, которую мы представляем.
— Но вы… Это неслыханно… — начал было негодующе посол.
Однако если этот человек дорожит своим временем, то я тоже дорожу своим. Поэтому, не обращая больше внимания на его возмущённое заикание, я бросаю:
— Простите, что позволил себе угадать ваши мысли…
Я выключаю магнитофон, поворачиваюсь к нему спиной и снова повторяю свой долгий путь — на этот раз в обратном направлении — от стола к двери.