— Тебе надо покаяться, — сказала Марго строго.
— В чем? — удивился Зимин.
— У каждого человека на душе есть грех.
— Пусть так. Перед кем покаяться?
— Какая разница! Важно, чтобы у тебя возникла такая потребность.
— Я чист и свободен! — возмутился Зимин.
Марго обиделась и отправилась в свой элитный клуб расслабляться. Зимину показался забавным неожиданный интерес подруги к раскаянию и покаянию. До сих пор проблемы такого сорта оставляли Марго равнодушной. Волновало ее до сих пор только одно — полезно или нет его поведение. Зимин знал, что должен подруге, так она считала, но он подозревал, что внятно сформулировать, что конкретно он должен, она бы не смогла, даже если бы захотела. Марго и прежде не интересовали подробности. Должен, и все.
Зимину настроение подруги показалось забавным. Но на всякий случай он решил вспомнить, не совершил ли случайно поступка, за который ему должно быть стыдно. Сама постановка вопроса показалась смешной, хотя бы потому, что он давно ничего не делал, только наблюдал. Обдумывание замыслов оказалось не простым делом.
Нельзя совершить плохой поступок, если ничего не делаешь. Бездействие может быть отвратительным, но вряд ли его можно было вменить в вину. Наблюдатель, он и есть наблюдатель. Тихий, умозрительный человек. Зимин представил, как он проявляет общественную активность, бегает по площади и кричит: «Так жить нельзя, покайтесь, гады»! Его, понятное дело, никто не слушает. Кому сейчас нужны учителя? Зимин вспомнил, что и сам недавно отказался каяться, можно сказать, подчинился веянию времени. Не внял совету красивой женщины.
Надо сказать, у Зимина были свои проблемы. Как легко ему было наблюдать в Трущобах за Грегором, действия которого были объяснимы и предсказывались без особого труда. Значительно труднее было разобраться с Климом и Егориным. Мотивация их поведения оставалась тайной. Они были чужие, логика их поступков ускользала от его понимания. Зимин не мог ответить на простой вопрос: почему они ведут себя так непредсказуемо? Создавалось впечатление, что они принимают решения, подчиняясь инстинктам, а не разуму. Зимин окончательно запутался, он не понимал, какие истории следует сочинять, чтобы эти люди остались довольны. У обитателей Усадьбы были свои интересы и представления. Попытка утвердиться в чужом монастыре со своим уставом была обречена на провал. Ему нужно было придумать что-то по-настоящему неординарное, чтобы исправить сложившееся положение. Непонятно было только, что именно.
Прошло совсем немного времени, и Зимин стал думать, что совершил ошибку, согласившись на предложение Нау. Надежда на то, что достаточно будет собрать правдивую информацию об особенностях жизни в Усадьбе, как сразу удастся нащупать что-то важное, что подскажет ему, ради чего эти люди живут на свете, провалилась. Придумывать для них сценарии новых жизней без этого понимания было глупо. Пришло время Зимину признаться, что стать настоящим писателем у него не получилось. Он пожалел, что согласился на предложение Нау. Это был наивный и самонадеянный выбор. Правильнее было отказаться. Вот это было бы честным поступком.
«Я могу сделать это в любой момент. Разве меня кто-нибудь сможет переубедить», — подумал он.
Осталось вспомнить, как связаться с Нау. Для этого необходимо было совершить некоторые действия. К его удивлению, сработал коммуникатор, Нау откликнулся на мысленный призыв. Через десять минут он был на вилле.
— Что-то идет не так? — спросил он терпеливо, словно предчувствуя длительный и нудный разговор о возможных нравственных терзаниях перспективного сценариста.
Зимин подробно пересказал все, что узнал от Клима и Егорина. Закончил самым важным вопросом, который не давал ему покоя:
— Действительно ли Усадьба разваливается?
— Хорошая работа, Зимин, — сказал Нау. — Быстро вы разобрались с нашей хваленой элитой! Надо признать, что Усадьба оказалась неустойчивым образованием. Но это означает только то, что мы должны сделать свою работу как можно скорее. Мы солдаты будущего. Понимаете?