Выбрать главу

               Есть такое устойчивое словосочетание — государство в государстве. Человеку, который живет в выдуманном мире собственных фантазий и привычек, трудно объяснить, что это такое. Но стоит ему вылезти на свет божий и оказаться в  упомянутой системе, как все становится понятным без лишних слов. Совсем как у птички, у которой коготок увяз. Перед тем, как окончательно пропасть, к ней обязательно приходит осознание устройства всей гибельной системы мироздания, в которую она так неудачно попала. Обычно одного коготка, прищемленного капканом, достаточно.

               Впрочем, люди встречаются разные. Для одних из них давление системы невыносимо и гибельно, а другие даже не замечают его, потому что «по-другому не бывает».

               Если бы Зимина спросили: «Что вам приходит в голову, когда слышите: «государство в государстве»? Он бы честно ответил: «Это наш родной и нежно любимый Институт». Надо признать, что у него были веские основания для такого утверждения. Иногда ему казалось, что он всего лишь заключенный в концлагере для привилегированных перемещенных лиц. Конечно, он понимал, что Правила придуманы для того, чтобы обеспечить должный уровень секретности. Но Зимину было некомфортно в Институте, не хватало свободы. Его приводило в ярость, что на любое действие он должен получать разрешение у начальника.

               А вот Горский не видел ничего странного в том, что Дирекция Института ввела жесткие Правила поведения, которые самим своим существованием нарушали свободу сотрудников. Возмущение Зимина удивляло его.

               — О каких правах ты говоришь? — спросил он.

               — О свободе научного познания, доступе к необходимой информации, а также свободе вероисповедания, совести, слова. Мне не нравится каждое утро петь гимн во время подъема флага Института. Я хочу читать стихи не пяти людям, а шести или двадцати шести. Меня коробит, когда сотрудник отдела снабжения начинает учить нас с тобой эстетике познания. Мне кажется, что мы с тобой давно бы справились с решением нашей задачи — записи сознания человека на внешний носитель, если бы нам не мешали эти дурацкие Правила, придуманные неизвестно кем и не понятно для чего.

               — Переживаешь из-за того, что наш начальник всего лишь майор? — спросил Горский, ухмыльнувшись. — Тебе генерала подавай?

               — Не передергивай! Про Кротова ничего плохого не могу сказать. Наоборот, считаю, что нам с ним повезло.

               — Согласен. Это так. А теперь ответь на такой вопрос: считаешь ли ты себя специалистом по управлению столь крупными организациями, как наш Институт?

               — Нет, — признался Зимин.

               — Так предоставь заниматься организацией научного процесса людям, которые в этом разбираются. У них это лучше получится.

               — Но ты сам возмущался, когда нам запретили читать стихи.

               — Не стихи, а рифмованные тексты.

               — Есть разница?

               — Конечно. Ты знаешь, как повлияет наша страсть к стихам на работу с сознанием пациента?

               — Нет.

               — Догадываюсь почему. Ты не учитываешь собственное воздействие на мозг пациента. А вот люди, разработавшие Правила для сотрудников Института, прекрасно знают, что исследователь может повредить чужое сознание, и препятствуют этому. Они в этом разбираются лучше нас.

               Зимин решил, что хорошим ответом будет правильно подобранное стихотворение:

Как и раньше, как и встарь — Первым месяцем январь. А как кончился январь, Деться некуда — февраль.

               — Не понял, — сказал Горский.

               — Главные слова здесь — «как и раньше, как и встарь». Но мне все равно непонятно, как Правила могут помочь работать с записанным сознанием пациента?

               — Не плачь, Зимин! Правила помогут нам, даже если мы не будем знать, как они работают. Не отвлекайся на частности. Правила универсальны.

               Еще совсем недавно Зимин любил свою работу. Не было сомнения в том, что самый простой способ достичь практического бессмертия — это скопировать сознание на внешний носитель. Людям, решившим доверить свой разум компьютеру, больше не страшны были бы старость, болезни, катастрофы, гибельные для прочих, изменения климата, вообще любые несчастные случаи. Напротив, записанному сознанию стали бы доступны свершения и подвиги, о которых люди, сохранившие плоть, могли лишь мечтать. Например, путешествия на Марс или на спутники Юпитера и Сатурна. Человек стал бы бессмертным по собственному желанию! И достигнуто все это было бы не колдовством, не божественным промыслом, не с помощью магии, а умом и руками психофизиков.