– Марина, – ответила претендентка.
– Хорошо, Марина, давай сделаем так, ты сейчас будешь снимать всю одежду, которая на тебе есть. Нет-нет, давай не так, лучше просто один лифчик и все, но только постарайся сделать это ярче и сексуальней. ОК?
– Постараюсь, – неоднозначно выдавила она.
Под мягкую и известную Enigma она начала раздеваться, но, видимо, это было не совсем так, как хотел хореограф. Я одновременно смотрела на танец и на его реакцию и заметила, что он как-то быстро и мелко выдыхает воздух. Частично через левое плечо, непонятно, либо это его привычка, либо нервозное состояние. На вид ему было 37–40 лет, аккуратно выбрит, в какой-то черной бейсболке, сильно натянутой на лоб, большие безресничные глаза и узкие губы, невысокого роста, худощавый, в джинсах и сиреневом балахоне на молнии.
Кинув в очередной раз взгляд на девушку, я поняла, что она не пройдет. Танцуя и снимая лифчик так, как она, невозможно завести нормального мужчину, тем более ужасно висящий 1-й размер груди напомнил мне покойную Найду – любимую спаниельку, которую сбила машина два года назад. Я вспомнила, что Найда каждое утро прыгала ко мне на кровать, нежно целовала в щеку и устраивалась рядом, положив свою мордашку мне на подбородок – у нее это был утренний обряд.
– Марин, все, спасибо большое, – сказал спец по стриптизу и показал жестом диджею, чтобы тот приглушил музыку.
Девушка после танца растерянно спросила:
– Ну и как?
– Спускайся, – и он подал ей руку, помогая.
Вдвоем они о чем-то пошептались, и она быстро и отрешенно вышла из зала.
У меня сложилось впечатление, что эту девушку я больше не увижу на подиуме, ну, по крайней мере, не в этом клубе. Интересно, она расстроилась или не очень? Меня это, конечно, не особо заботило, но все же все мы, девчонки из разных районов и городов, собрались здесь только для одной цели – попасть в клуб и заработать много денег.
Передо мной оттанцевали еще три, как мне показалось, похожие девчонки, но особо за ними я не наблюдала, чем ближе подходила моя очередь, тем больше мне становилось не по себе.
– Так! Давайте поживее. Я вас всех очень прошу, расслабьтесь и представьте, что вы на обычной школьной дискотеке, просто хотите того самого парня, который вам нравится уже три года, и вы завораживаете, зачаровываете, завлекаете его, но при этом для него вы недоступны. Фишка в том, чтобы вас хотели все мужики и бабы, – хореограф сделал небольшую паузу и снова быстро выдохнул или выплюнул воздух. – В общем, покажите мне огонь и страсть, хотя бы намекните мне об этом с подиума, только руками меня не зовите и не маните.
Все немного посмеялись. После этих фраз я почувствовала и уверенность одновременно с робостью и незнанием этого, так сказать, искусства.
Настал мой черед. Я вылезла на сцену и, о мой бог, мои ноги налились свинцом и другими металлами. Было ощущение, что перед собой я вижу 100 тысяч наблюдающих глаз, Я сама видела себя со стороны: нелепый, а точнее ни к месту одетый бело-синий сарафанчик с изображением каких-то летних бабочек, белые туфли на десятисантиметровом каблуке больше моей ноги на полтора размера (своих у меня не было и пришлось одолжить у школьной подруги, волейболистки Фаины). Мне вроде бы даже слышались хриплые хихиканья в мой адрес.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– А-александра, – тихо, как мне показалось, ответила я.
– Александра! А можно я буду обращаться к тебе Алекс?
– Ну, ОК!
– Просто ты похожа на Алекс!
– Ладно, Алекс так Алекс.
– Хорошо, Алекс, я – Игорь.
– А вас тоже можно как-нибудь обозвать? – уже уверенней спросила я.
Игорь заулыбался:
– Ну, в принципе, как хочешь, так и зови, только не Гоша и не Гога, ненавижу эти идиотские имена. Ладно. Диджей! – и он щелкнул пальцами.
Пошла музыка. Игорь быстро добавил:
– Расслабься, представь, что здесь никого нет, только ты одна и эта музыка, и у тебя на душе просто охуительно. Давай.
Его слова меня воодушевили. Правда, под эту медленную музыку первые секунд двадцать я не знала, что делать с этим железным шестом. Но, закрыв глаза, начала ловить темп, и ноги не были уже такими тяжелыми, и я даже стала обволакивать ими этот шест и гладить себя по ним, поднимаясь выше, к трусикам. Мне это определенно нравилось, пусть все получалось неумело и уж точно не возбуждающе, но, в первую очередь, меня волновали свои собственные ощущения. Музыка была как теплая река. Голубая и прозрачная. И в этой реке я занималась любовью сама с собой и понимала, что мне одной очень хорошо. На безоблачном небе палит жаркое живое солнце, и капельки воды впитываются в мою загорелую кожу.
Но музыка закончилась. Я открыла глаза и увидела, что стою у шеста в одних трусиках, а рядом небрежно лежат мои платье и лифчик.