– Как вы громко целуетесь, мне даже на втором этаже слышно.
Забавно, да? А могла бы и не греть свои непроколотые уши. Непроколотые они были потому, что в свои 29 соседка Люда со второго этажа честно верила, что если колоть уши, то можно попасть в некие точки и нервным сделаться на всю жизнь. А у нее было свое понятие о красоте.
Оле я нравился всегда. Даже больше. И я любил ее, или думал, что любил. Мы вместе учились в школе, она была постарше меня на несколько лет, что не могло меня не радовать. Не скажу, что я пялился на нее постоянно, а впервые обратил внимание, когда во время урока русского языка вышел в туалет, да так и не дошел до него. На третьем этаже четырехэтажной школы я впервые увидел Олю другими глазами. Отличие было лишь в том, что она была одна. Сидела на подоконнике, прекрасная, как утро, в сереньком коротком сарафанчике, стильных мягких мокасинах коричневого цвета, почему-то это особенно запомнилось. Олино каре меня сводило с ума. Ей очень шла эта прическа, подходила к ее изящному личику, большим глазам и пухленьким губкам, сложенным в нескромный бантик. Она что-то читала в учебнике или в книге, мне нужно было решиться – либо подойти к ней, либо забыть и никогда этого не делать, потому что такой возможности больше не будет. Колебался я недолго, секунд десять, но эти десять секунд были длинною в вечность. Я решился идти напролом. Подошел так близко, что можно было сделать длинный шаг и оказаться вплотную к ней. Я хотел сказать что-то, но Оля опередила меня. Услышав, что к ней кто-то подкрался, она оторвала свой взгляд от учебника истории. Теперь я мог точно его разглядеть.
– Привет, – сказала она.
– Привет. Меня Миша зовут. Как дела? Что читаешь?
– Оля, дела отлично, историю, как видишь.
– Вижу, что ты очень красивая. Можно я провожу тебя сегодня домой?
Она повела бровью, и в лице ее я прочитал удивление.
– Можно я провожу тебя до дома? – снова спросил я, но уже увереннее, не знаю почему.
– Я слышала, можешь не повторять третий раз. Нельзя. Тебе не пора на урок?
– Не пора, а тебе? Ты чего не на занятиях?
– Не хочу, устала от них, хочу одна побыть.
– Ну побудь одна сейчас. А позже я тебя провожу. Когда, кстати, у тебя последний урок?
– Ты всегда такой настырный, а, маленький мальчик?
– Нет, но в данный момент да. И потом, я не намного младше тебя, маленькая девочка. Так когда последний урок заканчивается?
– Через один.
– То есть еще два.
– Ну да, еще два, литера и история, видишь, сижу, учу.
– А что учишь?
– Древнюю Грецию. Завоевания Александра Македонского.
– А-а, интересно?
– Интересный он сам, этот Александр.
Меня не очень занимала тема учебы, поэтому я подвел аккуратно все к встрече после занятий. В итоге она согласилась. Что не могло не привести меня в мощнейший восторг, я даже сам себя зауважал. На уроке я уже, конечно, не мог ничего воспринимать, все мысли были только о ней. Я видел себя как будто со стороны. Мечтатель сидел за разукрашенной авторучкой партой и уже строил дальнейшие планы, связанные с этой девочкой: она подружка, потом уже жена, а там и семья, и дети, и вместе встреченная старость в кругу многочисленных внуков.
Я слышал от кого-то, что мысли материализуются, если часто проецировать их у себя в мозгу. Вот я и был этим занят вместо изучения географии, хотя у учительницы по этому предмету была очень красивая задница. Думаю, что многие малолетние мои сверстники, включая меня, не одну ночь провели с правой рукой, думая о географичке.
После занятий я проводил Олю до дома и впредь провожал каждый день. Мы постоянно о чем-то разговаривали – она о себе, о семье, я о своих планах на будущее, о спорте. Нам нравилось общество друг друга, но мы не догадывались, что часики неумолимо двигаются, и наше общее время проходит.
Я проводил дома у Оли много времени, иногда и тренировки прогуливал, что не могло не волновать Игоря Афанасьевича. Он даже звонил мне домой, чего я совсем не ожидал. Он говорил бабушке, что давно меня не видел, а хотелось бы перед кубком области. Что я мог ответить бабуле с дедом, когда они отчитывали меня? Молчал как рыба, понимая свою никчемность и глупость.
Наверное, я не был идиотом и впитывал вразумительные слова старших. Стал чаще посещать «трени», это же борьба с самим собой, и я, упиваясь, преодолевал свою трусость. Я очень благодарен деду, что он привел меня в бокс, и тем самым фактически разрешилась проблема с уличным хулиганьем. Поверьте, мало кайфа, когда какой-нибудь Хрен Веревкин возомнит себя крутым Уокером и ни с того ни с сего колошматит твою физиономию. А потом прибегает в истерике твоя девушка и умоляет Хрена Веревкина, который только вчера узнал, что такое боевое искусство, тебя не бить. Жутко, не правда ли? Жутко, а главное, стыдно. Кто пережил подобное, со мной согласится. Спасибо, дед, что думал обо мне.