Очень улыбчивая.
Мои губы дрогнули.
Я открыла новый файл. Семья Элизабет: ее отец, хмурый и чем-то недовольный, мать, спрятавшая руки в подоле широкой юбки, померкшая Элизабет, которой на снимке примерно семнадцать лет, и мальчик, который жался к ногам матери. Совсем маленький, на вид около двух лет.
– Брат? – прошептала я, увеличивая снимок. Марисса ничего не говорила о младшем брате Элизабет.
Не понимая, почему Марисса умолчала об этом, я свернула снимок и щелкнула на новый. Последний. Ее родители и подросший мальчик. Теперь ему на вид было около десяти. Светлые волосы, голубые глаза. Мягкая улыбка, от которой невозможно оторвать взгляд.
– Не думал, что ты это увидишь, – послышался холодный голос, от которого по спине промчались мурашки. Поежившись, я медленно повернулась и посмотрела на Чарли.
Такие же глаза. Такая же улыбка.
– Не… Нет…
Он пожал плечами.
– А я ведь проверял твою почту, – протянул Чарли, вытирая руки кухонным полотенцем. – Не думал, что ты свяжешься с ней.
– Я… я не понимаю.
Чарли улыбнулся все той же улыбкой. Я не могла ошибаться. Глаза не врали. Это он. Мальчик со снимка стоял передо мной.
– Марисса ничего обо мне не рассказала, да?
Я медленно кивнула, наблюдая, как Чарли ходил по комнате.
– Элизабет… Элизабет Марш твоя сестра?
Чарли усмехнулся, застыв передо мной. Покачал головой, опуская руки.
– Нет, Джой, ты ошибаешься, – произнес он, делая шаг вперед. – Мать. Она моя мать.
Глава 20
В ушах звенело единственное слово, которое мой мозг еще мог анализировать: «мать». Элизабет Марш – мать Чарли. Я отказывалась в это верить, но, кажется, факты говорили за себя.
– Пришлось перекрасить волосы, – уточнил он, проведя пальцами по голове. Его черные короткие волосы так отличались от пшенично-золотых локонов Элизабет, что верилось с трудом. Но кристальный блеск голубых глаз меня не обманывал, как и улыбка, доставшаяся Чарли от Элизабет.
– Но… как?
Чарли усмехнулся, и мне совершенно не понравился его смех.
– Ты действительно хочешь знать?
В моей голове с трудом складывалась головоломка. Чарли слишком взрослый, чтобы быть сыном Элизабет, или я что-то просто не понимаю.
– Она родила меня в четырнадцать, – ответил он. Чарли словно читал мои мысли.
Сложив руки на груди, он неустанно следил за мной, а я пошевелиться не могла. Страх сковал тело точно так же, как было, когда Зак направил на меня пистолет.
– А Зак?
– О, это длинная история, – выдохнул Чарли, и на его губах померкла улыбка. Черты резко заострились, и я увидела перед собой совершенно другого человека. Озлобленного, разгневанного и жестокого. И, черт побери, я просто не могла в это поверить. Кошмар затягивал меня, грозясь утопить в черных водах омута. – Но, пожалуй, я расскажу. Ты же хочешь слышать правду?
Я сглотнула. Чарли слишком хорошо меня знал. Слишком хорошо…
Он сделал шаг, я вжалась в спинку дивана. Скорее рефлекторно, чем от желания скрыться. Исчезнуть. Проснуться.
– Не волнуйся, Джой, я не хочу сделать тебе больно.
Мои руки задрожали, и я попыталась сжать ладони в кулаки, но получалось плохо. Ногти царапали кожу, оставляя красные борозды.
Чарли присел рядом – на журнальный столик, оттолкнув в сторону вещи, которые я достала из сумки. Положил перед собой руки так, что я могла убедиться – в его ладонях нет ничего. Но страх все равно парализовал меня. Казалось, видеть Чарли безоружным мне было намного страшнее, чем тогда, когда Зак направил на меня револьвер.
– Но ты делаешь мне больно, – прошептала, борясь с желанием закричать. – Скажи, что это неправда. Что это фотошоп… Ошибка.
Чарли выдохнул и покачал головой.
– Я не лгу, Джой. Это правда.
– Не понимаю… Ты же просто шутишь, да? Это же глупая шутка? Ведь так? Сейчас ты скажешь, что хотел рассмешить меня, я выругаюсь, и мы вместе посмеемся… Ведь так?
– Джой, это не шутка.
– Я… Я… Я не понимаю, Чарли. Не понимаю. Такого не может быть.
– Может. – Он пожал плечами. – Это правда, и поверь мне тоже она не нравится.
– Почему ты лгал мне?
– Я лгал? О нет, Джой, я тебе не лгал. И знаешь почему?
Я покачала головой, потому что судорожно пыталась вспомнить все, о чем мы общались за то короткое время, что были знакомы, но ничего путного на ум не приходило.