Выбрать главу

Аластер Рейнольдс

Наизнанку

Моей жене, конечно

Врачу, исцелися сам.

Евангелие от Луки, гл. 4, ст. 23.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Из кошмара меня вырвали шаги. Они настойчиво приближались: тяжелые подошвы стучали по старым, скрипучим доскам. Я пришел в себя, сидя за письменным столом и уткнувшись лицом в страницы своей рукописи. Поднял голову и ущипнул себя за слипшиеся уголки глаз. Пенсне лежало передо мной на столе, слегка перекошенное из-за того, что на него надавил мой резко опустившийся лоб. Я расправил пенсне, приложил к носу и плеснул на лицо водой из глиняной банки с пробковой затычкой.

Шаги затихли. Раздался стук в дверь, за которым тут же последовал звук ее открывания.

— Входите, Мортлок, — сказал я, поворачиваясь на стуле и делая вид, что меня отвлекли от невинного занятия.

Высокий сутулый мичман просунул голову и плечи в каюту с низким потолком.

— Как вы узнали, что это я, доктор Коуд?

— У вас своеобразные манеры, Мортлок, — любезно заметил я. — У каждого свои манеры, и я запомнил ваши. Рано или поздно, если мы не потерпим кораблекрушение, я, наверное, узнаю манеры каждого на этом судне. — Я демонстративно промокнул рукопись, хотя чернила на моем последнем дополнении уже несколько часов как высохли. Я как раз закрывал кожаную обложку, когда мой взгляд упал на маленькую табакерку с машинной гравировкой, которая все еще стояла на столе и была раскрыта, выставляя свое содержимое. Холодный ужас от этого пронзил меня. — Как поживает ваш зуб? — немного поспешно спросил я.

Мортлок стянул шарф и коснулся челюсти. Она все еще была слегка припухшей, но воспаленной гораздо меньше, чем четыре дня назад, когда я занимался абсцессом.

— Гораздо лучше, доктор, большое вам спасибо, сэр.

— Повернитесь. Дайте мне взглянуть на вас сбоку.

Мортлок сделал, как ему было велено, подарив мне драгоценные секунды, необходимые для того, чтобы надежно спрятать табакерку в ящик стола. — Да, — кивнул я. — Да, очень хорошо. Продолжайте принимать настойку, которую я вам дал, и в ближайшие дни почувствуете устойчивое улучшение. — Я посмотрел на него поверх пенсне. — Я всегда рад вашей компании, Мортлок. Но есть ли что-нибудь еще, кроме абсцесса?

— Это насчет коронеля, сэр. Его немного ударило на палубе. Он был без сознания, а теперь пришел в себя, но вырывается, извивается и ругается на своем родном языке…

— По-моему, это испанский. Или, по крайней мере, его разновидность, распространенная в Новой Испании. — Я слегка расслабился, полагая, что Мортлок не придал значения ни табакерке, ни ее внезапному исчезновению. — Каков был характер травмы?

— На его башку со всего маху упал блок и свалил его на палубу. — Мортлок сделал выразительное рубящее движение. — Мы меняли курс, искали ту щель в скале, и коронель просто случайно оказался не в том месте, когда оборвался канат. Было немного крови, но его голову не размяло, как от сильного удара, поэтому мы подумали, что с ним все будет в порядке, если просто усадить его и дать глотнуть рома, сэр…

Я содрогнулся при мысли о том, что в рану бедняги будут тыкать пальцами люди, которые едва умеют читать, не говоря уже о том, чтобы поставить компетентный диагноз. — Немедленно доставьте его ко мне, Мортлок.

— Как вы думаете, что это?

— Не берусь строить догадки. Но если у него сотрясение мозга, то даже при отсутствии перелома черепа может наблюдаться повышенное внутримозговое давление. — Я полез под стол за одной из нескольких элегантных коробочек, которые принес с собой. — А теперь поторопитесь, Мортлок! — продолжал я, воодушевленно повышая голос. — И будьте так добры, передайте мистеру Мергатройду или самому капитану Ван Вуту, что было бы чрезвычайно полезно, если бы судно в течение следующего получаса держало постоянный курс.

— Мастер может поворчать по этому поводу, доктор, если это замедлит наши поиски.

Я мрачно кивнул. — Он обязан это сделать. Но я напомню ему, что стараюсь спасти его военного советника.

Мортлок удалился, и его шаги зазвучали вдали. Я немного посидел неподвижно, собираясь с мыслями и размышляя над иронией судьбы: сначала я спрятал одну красивую коробочку, а потом открыл другую. И то, и другое было прекрасно сделано и по-своему жизненно важно для моей работы. Спрятанной коробочкой была нюхательная табакерка с опиумом, который я употреблял сам, чтобы погрузиться в забытье без сновидений. В другой лежала трепанационная скоба французского производства, безупречного качества, которую мне никогда не приходилось использовать на живом человеке.