— Единственное, чего не хватает, — это хорошего трепанационного бандажа французского производства, изготовленного примерно в 1790 году. Но думаю, мы справимся.
— Мне даже понравился этот серьезный молодой врач с его привычкой нюхать табак. Все, чего он хотел, — это спокойной жизни дома.
— Он и понятия не имел. — Я извлек один из электрорезаков: инструмент в форме пистолета с быстроходной циркулярной пилой на конце стержня. В моей призрачной руке она казалась тяжелой, прочной и надежной. Я включил ее и увидел, как пила с жужжанием набирает обороты. — Я готов, Ада.
— Твой пациент хорошо согревается. Делай все, что в твоих силах.
Я опустился на колени и начал с нижней части тела Рамоса, разрывая соединения вокруг его ступней и голеней. Ветви резались чисто, но их концы, когда они отсекались, дергались назад, что указывало на какую-то рефлекторную или сенсомоторную реакцию. Я ничего не мог с этим поделать, кроме как продолжать действовать быстро и методично, прокладывая себе путь к его животу. Это было похоже на обрезку листвы, которая начала расти вокруг и проникать в каменную основу статуи.
— Будет ли его скафандр по-прежнему герметичным после всего этого? — спросил я.
— Телеметрия подтверждает это. Ветви проникли в него в нескольких местах, взаимодействуя с его центральной и периферической нервной системой, но в местах проникновения через наружные покровы скафандра последние самоуплотнились. При условии, что мы не будем беспокоить усики после того, как они будут срезаны, он сможет находиться в воде и вакууме достаточно долго, чтобы добраться до безопасного места.
— После этого ему понадобится помощь. Из него все равно будут расти эти штуки, даже если они не подключены к Сооружению.
— Это проблема для врача, который должен снять скафандры с него и остальных. Возможно, это больше, чем они могут вынести, Сайлас, но это все равно лучше, чем оставить их здесь.
— Я понимаю.
— Хорошо. Рамос приходит в сознание. Он оценит дружеский тон. Не хочешь ли попрактиковаться в обращении с пациентами?
— У меня такое чувство, будто я знаю этого человека всю свою жизнь, и в то же время совсем ничего о нем не знаю.
— Ты считал его своим другом?
Я обдумал свой ответ, вспоминая тепло камина в моей каюте, бокалы скотча, музыку гитары и тихую дружескую беседу. — Да. Полагаю, так оно и было.
— Значит, ты можешь считать его своим другом и теперь.
— И что же он подумает обо мне? Я всегда думал о нем как о человеке, и это не изменилось. Но он точно знает, кто я такой!
— Значит, ему не нужно избавляться от своих иллюзий. Относись к нему с тем же вниманием, которое ты проявлял, когда думал, что жив, Сайлас. Большего он от тебя и не ожидает.
Я сглотнул. — Попробую.
— Он в сознании. Поговори с ним.
— Лионель Рамос? — спросил я рассеянным тоном человека, который одновременно занимается каким-то сложным, деликатным делом. — Лионель, вы меня слышите?
В моем шлеме прозвучал его голос: — Сайлас?
— Да, это я. Я с вами. Вы знаете, где находитесь и что произошло?
Я продолжал работать, ожидая его ответа.
— Мы вошли внутрь.
— Да. Это хорошо. Вас было шестеро, все в многофункциональных защитных скафандрах модели 13-5. Вот где вы сейчас находитесь, в своем скафандре, внутри объекта.
— Я начинаю припоминать. Там было… — Он замолчал. — Нет! Я не хочу вспоминать! Заставьте меня снова заснуть, пожалуйста!
— Не могу, Лионель, — твердо сказал я. — Вы нужны мне живым и невредимым, чтобы помочь мне с остальными. Я знаю, с вами всеми случилось что-то очень плохое. Но есть выход. План спасения. Я могу доставить вас в безопасное место, обратно на «Деметру» и дальше в космос, чтобы успеть на встречу с орбитальным аппаратом. Вы можете возвращаться домой, на Землю. На свою любимую родину. Обратно в Вальядолид.
— У меня были… такие странные сны. Там были другие корабли. Мы были в море, потом в воздухе! Вы были человеком!
— Я немного знаю об этих снах. У меня они тоже были.
Должно быть, до него начал доходить какой-то практический смысл ситуации. — Как вы здесь оказались, Сайлас? У нас никогда не было медицинского робота, который мог бы работать вне корабля.
— Мы нашли обходной путь, — коротко ответил я, уязвленный подтверждением того, что он знает мою истинную натуру, если это вообще было нужно. Он знал, что я не человек, а медицинская программа, часть программного обеспечения, которая могла передавать свое сознание через «Деметру», диагностировать болезни и направлять роботизированные хирургические системы на их устранение, но у которой не было ни воплощения, ни жизни за пределами этого. Для него было необычным, что я вообще смог присутствовать в этом Сооружении.