— Лучше поздно, чем никогда.
— Вы сохранили часть этих бустеров и дронов? — спросил Рамос.
— Нет, они все израсходованы.
— Тогда, похоже, у нас возникли трудности.
— Остался только один мощный, коронель. У нас все еще есть «Европа». Так же, как я смогла установить контроль над ее скафандрами и беспилотниками, у меня есть полный доступ к двигательной установке. На самом деле, термоядерный реактор вот-вот выйдет за безопасные пределы… Мальчики?
— Да? — спросили мы.
— Возможно, вы захотите закрыть глаза.
У меня не было глаз, которые можно было бы закрыть, и Ада знала это, но я все равно приготовился к тому, что должно было произойти. Белая вспышка осветила комнату, и едва различимое мгновение спустя раздался грохот, как от небольшого землетрясения, и помещение ощутимо покачнулось. Все Сооружение содрогнулось от взрыва, может быть, даже сдвинулось внутри своего ледяного свода. Возможно, даже лед над нами прогнулся, приподнимаясь и расслабляясь, когда энергия взрыва прошла сквозь него.
Сначала я не понял смысла света, потому что в помещении не было окон, а до того места, где группа «Деметры» вошла внутрь, должно быть, было много десятков или даже сотен метров — огромный лабиринт узких пространств и извилистых переходов. Но, конечно, свет проникал через нервную систему, а вывернутые внутренности действовали как своего рода волоконно-оптический передатчик. Половина нервной системы находилась снаружи, и взрыв Ады подействовал на какую-то значительную ее часть, связанную со всеми остальными частями Сооружения.
Движения, которые я наблюдал раньше, теперь прекратились.
— Ада?
— Это даст нам пятнадцать-двадцать минут, Сайлас, надеюсь, этого хватит, чтобы довести всех до воды и благополучно добраться до «Деметры». Используй эти минуты с пользой.
Рамос кивнул мне, и я кивнул в ответ. Слов больше не было. Нам просто нужно было работать как дьяволы, освобождая остальных. Или, подумал я про себя, по крайней мере, тех, кого имело смысл освобождать.
Брукер, Топольский, Мортлок и Мергатройд вскоре были освобождены от своих привязей. Во время этого процесса ни один из их биометрических показателей не изменился, что указывало на то, что они все еще находились на том же уровне коматозной мозговой активности, как и в момент моего прибытия. Ничто в телеметрии их скафандров не указывало на то, что у них возникнут какие-либо трудности с выполнением внешних команд, когда придет время выдвигаться. Пока Рамос шел впереди, они могли плестись за ним, как цепочка лунатиков.
— Теперь Дюпен, Сайлас, — нетерпеливо сказал Рамос. — Мы можем поработать над ним сообща. Если среди нас и есть кто-то, кто заслуживает освобождения из этого адского места, так это он.
Он приготовился начать процесс резки. Я дотронулся до его запястья и осторожно опустил его руку.
— Простите, — тихо сказал я. — Но он должен остаться.
Его голос дрогнул от волнения. — Вы сказали, что все выжили!
— Это не было ложью. Но с Дюпеном есть проблема. На самом деле, это двойная проблема.
Он все равно решил возобновить работу, и я использовал всю мощь своей тринадцатой модели, чтобы противостоять его усилиям, какими бы благими намерениями они ни диктовались.
— Сайлас! Это на вас не похоже!
— Мы не можем его спасти, — сказал я, вздыхая от собственной безнадежности. — Его скафандр поврежден. Системы жизнеобеспечения были переведены в режим перегрузки — экстренная мера ради выживания. Он не предназначен для такого использования в течение длительного времени, и напряжение вызвало целый каскад сбоев во всем скафандре, включая его двигательные способности. Он не может двигаться, а если бы и мог, то не смог бы сохранить ему жизнь.
Рамос зарычал. — Сейчас он жив!
— Едва-едва. Его мозг также очень серьезно поврежден. В скафандре осталось немного функциональности, чтобы обеспечить минимальную жизнеобеспечивающую функцию всего на несколько часов.
— Тогда мы заберем скафандр, а не попросим его передвигаться самому. Мы можем нести его вдвоем!
— Это не имеет значения, Лионель. Дюпену уже ничем нельзя помочь ни на борту «Деметры», ни где-либо еще, если уж на то пошло.
— Сооружение сделало это с ним?
— Нет, Лионель. Это сделали мы.
Он уставился на меня, и его запавшие глаза наполнились смятением и яростью, которых я не замечал в нем до этого момента. — Мы, Сайлас?