Капитан опустил подзорную трубу. Он повернулся к человеку, который спонсировал наше путешествие.
— Мастер Топольский, не могли бы вы прокомментировать?
— Я не говорил, что им это удалось!
— И вы не говорили, что «Европа» потерпела крушение. — Голос капитана был тихим и, казалось, беззлобным, и это было хуже всего. — Вы заставили нас поверить, что эти люди не попали в беду.
— Я никогда не утверждал, что знаю о судьбе «Европы'!
— Вы хотите сказать, что не знали о том, что она потерпела крушение? Что она встретила свой конец в том же заливе, куда мы сейчас направляемся?
— Как вы могли не знать, мастер? — задал риторический вопрос Мергатройд. Что-то в нем сломалось: какая-то сдержанность, которая сдерживалась в течение нескольких недель. В его незаклеенном глазу вспыхнула дикая ярость, еще более заметная из-за его асимметрии. — Не раскрывая этого, он нарушил букву и дух нашего соглашения, капитан. Теперь все аннулируется! Пока Рамос нездоров, я настоятельно рекомендую запереть мастера Топольского в его каюте и обращаться с ним как с заключенным! Что касается остальных его людей, они все должны быть виновны! Каждый из них держал эту ложь при себе! Посадите их всех под стражу и позвольте судам оспаривать наш контракт!
— Что с выжившими? — спросил капитан.
— Я… не могу строить догадки, — взорвался Топольский. — Я не думал, что мы увидим это крушение. Я думал, что это надолго скроется под волнами, а не будет нацарапано на скале, как надпись на стене! Если бы этого не было видно, я не был обязан упоминать об этом!
— Сколько выжило? — настаивал Ван Вут. Затем, обращаясь ко мне: — Теперь мы понимаем, Сайлас, почему экипаж «Европы» до сих пор не разбогател на этом открытии. Они были слишком заняты тем, что тонули.
— Я не знаю, были ли выжившие, — признался Топольский, опустив голову. — Возможно, они были!
— Откуда у вас такие сведения? — спросил я.
— Именно так, как я сказал! Я получил в свое распоряжение карты и документы…
Мергатройд схватил Топольского за лацканы пиджака, грубо, как любого вора. — Будь проклята ваша уклончивость, парень! Что это было? Вы разграбили это место крушения? Вы притворились, что не знаете, где оно находится, чтобы мы попались на вашу удочку?
Топольский извивался в руках Мергатройда. Дюпен наблюдал за происходящим с отстраненным интересом, как будто за уличной дракой, в которой не был лично заинтересован. Он все еще держал в пальцах испачканный бумажный шарик, сжимая и поглаживая его, как талисман.
— Лейтенант Мергатройд, — сказал Ван Вут. — Ваше рвение достойно внимания, но, возможно, вы временно отпустите нашего гостя.
— Временно! — Мергатройд зарычал, отпуская мастера так внезапно и яростно, что Топольский покачнулся на пятках и ему пришлось замахать руками, чтобы восстановить равновесие.
— Спасибо, — выдохнул капитан.
— Данные, — повторил я.
— Должно быть, при крушении уцелел сундук. — Щеки Топольского были более красными, чем обычно, и он почти задохнулся. — Подробностей я не знаю. Он поплыл по течению и достиг открытой воды. Позже его нашли на другом корабле… люди, для которых я был посредником в его покупке, вместе с содержимым. — Он дышал тяжело и часто, как измученная скаковая лошадь. — Они были простыми парнями, у которых хватило ума сообразить, что они могли бы выручить пару монет, продав сундук мне.
— Почему именно вам? — поинтересовался я.
Он отмахнулся от моего вопроса жестом руки. — Среди таких экипажей общеизвестно, что я заплачу за морскую экзотику. Карты, чертежи, артефакты загадочного происхождения. Принесите их мне или одному из моих помощников, и вам предложат справедливую цену. У меня есть люди в каждом сколько-нибудь значимом порту: огромная сеть влияния, в центре которой я.
На палубе послышались тяжелые, нетвердые шаги. Я повернулся к ним лицом с отчаянным предчувствием, уверенный, что знаю его источник.
— Коронель Рамос, вас не должно быть рядом!
Он казался сильным за столом и ничуть не слабее на стуле. Но, вынужденный ходить, вынужденный передвигаться по кораблю, он проявил свою слабость. Его лицо было бледным, глаза прищурены, как будто даже бледный свет этих широт был для него оскорблением. Его забинтованная голова держалась на широких плечах под углом, как будто ее небрежно уронили на место.
— Услышал крики. Не мог оставаться внизу. — Подходя к нам, он переводил взгляд с одного героя на другого, оценивая наши изменившиеся отношения.