Он посмотрел с минуту, затем передал обратно Дюпену. Рамос ничего не сказал, и в группе Топольского, очевидно, было решено, что этот отдаленный взгляд не вызвал у солдата ни интереса, ни беспокойства.
— Честно говоря, я не знаю, что это такое, — сказал Ван Вут. — Если это башня, то она должна находиться по меньшей мере на высоте одиннадцати-двенадцати сотен футов над лагуной. Если это указывает на размер вашего сооружения… — Но он не стал развивать эту дикую догадку дальше. — Мы увидим это достаточно скоро, когда мыса на нашем пути больше не будет. Я думаю, что это случится примерно через два часа.
— Мы должны отметить этот момент, — сказал Топольский. — Освещение хорошее, палуба не слишком раскачивается.
— Вы хотите сделать фотографию? — спросил капитан Ван Вут с видом человека, который только что осознал свои худшие опасения.
Глаза Топольского загорелись внезапным энтузиазмом, морщинки вокруг них углубились. — Мы должны идти в ногу со временем, джентльмены! Или, скорее, — поскольку мне потребуется довольно длительная выдержка, — мы не должны двигаться!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Фотографическое оборудование Топольского не появлялось на свет ни разу за все время плавания. Оно было доставлено на палубу в набитых соломой ящиках, которые Топольский принялся открывать и рыться в них. Там были хитроумные приспособления, которые нужно было разложить, другие — скрутить вместе или разобрать и собрать заново каким-то другим способом, отличным от того, каким они были уложены в ящики. Топольский уверенно подошел к выполнению задания, но вскоре он уже стоял, нахмурившись и щурясь, в центре небольшого взрыва из кусочков, которые, казалось, не принадлежали друг другу. Именно тогда вмешался Дюпен и безмолвно и эффективно навел порядок в этом хаосе, а Топольский стоял, как бы присев на корточки, и что-то уныло бормотал, уперев руки в бока. — Да, месье Дюпен, действительно, это произведение искусства, — заявлял он время от времени, когда всем наблюдателям становилось ясно, что Дюпен уже точно знает, что делать, и не нуждается в руководстве или поощрении в этом вопросе.
Но постепенно оборудование обрело форму, и Топольский развлекся тем, что продемонстрировал несколько снимков окружающих скалистых склонов и палубы «Деметры». Корабль продолжал осторожно продвигаться вперед, огибая мыс, откуда открывался все более широкий вид на лагуну. Часть меня по-прежнему скептически относилась к каменистому выступу, но по мере того, как мы все больше и больше осматривали окружающую местность, мне начинало казаться все более невероятным, что там может быть какая-то скала, достаточно большая, чтобы возвышаться над мысом с нашей тогдашней точки обзора. Средняя высота рельефа скорее снижалась, чем повышалась, и восточная оконечность лагуны была окружена гораздо более низкими и пологими склонами, чем скалистые стены, окаймлявшие западную часть залива.
Топольский отослал Рамоса убедиться, что все заинтересованные стороны собрались на палубе в ожидании нашего первого прямого наблюдения за Сооружением.
— Дорогой доктор Коуд, — поприветствовала меня графиня Косайл, появившись в желтом пальто, желтых перчатках и желтой шляпке с пышными перьями. — Я полагаю, вы уже принимали участие в трапезе?
— Принимал?
Ее взгляд, казалось, переместился на мою руку. — Я имею в виду, завтракали. Вас не было с нами за главным столом. Или вы подумали, что я имела в виду что-то другое? — Выражение ее лица под полями шляпы стало укоризненным. — Это не та привычка, которую следует развивать.
— Какая привычка?
— Завтракать в одиночестве. Как вы думаете, что я имела в виду? — Она отвела взгляд от моей руки, обратив свое внимание на мое лицо. — Или вы воспользовались возможностью, чтобы продолжить свое повествование? Нельзя не восхищаться таким упорством перед лицом непреодолимых трудностей.
— Вы убеждены, что мой рассказ потерпит неудачу?
— Нет, я убеждена, что он уже соответствует этому условию.
Я добродушно пожал плечами. — Людям, похоже, это нравится.
Она посмотрела на палубу и на слои корабля под ней. — Ах да, неграмотные и необразованные. Возможно, вы действительно нашли свою естественную аудиторию.
— Если вам это действительно не по вкусу, миледи, то, возможно, самым добрым поступком было бы направить свою энергию в другое русло.
— Я бы с радостью это сделала, доктор. Но в отсутствие древних письмен, полузабытых алфавитов, загадочных кодов и символов такому уму, как мой, явно нечем заняться. Эти долгие дни в море изнуряют душу. Я прочитала все книги, которые были со мной, и все остальные, которые смогла найти на борту. Я даже слушала ваши усилия по написанию романа.