Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что все они одеты в одежду, хорошо знакомую нам по форме и назначению: действительно, знакомую для любой хорошо спонсируемой экспедиции нашего времени. На них были толстые пальто и брюки из кожи и овчины, надетые в несколько слоев, а также подбитые мехом сапоги и перчатки. На головах у них были капюшоны, а лица скрывали защитные очки и респираторы для высотных работ. На поясах у них висели кислородные баллоны, а также множество инструментов.
Они были неподвижны, как статуи. Неподвижны, как трупы, если уж на то пошло.
Группа из пяти человек была к нам ближе других.
— Значит, мы ошиблись, — сказал Мортлок. — Их одиннадцать!
— На «Европе» было всего шесть ящиков с респираторами, — напомнил я ему.
— Может быть, остальные ящики выбросили за борт или что-то в этом роде.
— Даже если бы это было так, мы согласились, что для дирижабля такого размера достаточно шести человек экипажа. Я могу согласиться с тем, что мы недооценили экипаж на одного или двух человек, возможно, даже на трех, если некоторые из них были готовы обойтись без коек. Но что их было одиннадцать?
Рамос промурлыкал: — Вы правы, Сайлас. Некоторые из этих людей прибыли из другой экспедиции. — Он осторожно сунул руку в воронку, образованную отороченным мехом капюшоном первого исследователя.
— Будьте осторожны, — сказал я.
Рамос возился с защитными очками, которые плотно прилегали к респиратору. Когда он это делал, кожаный ремешок очков рассыпался у него в пальцах. Очки оказались в перчатке вместе с волокнистой массой волос, которые, должно быть, прилипли к ним или слиплись от холода.
Рамос непроизвольно вздохнул.
Я подошел к нему и понял почему.
Я ожидал увидеть труп, но то, что увидел, было еще хуже. Я видел много трупов и многие стадии разложения человеческого тела. Хорошо знал этапы этого конкретного процесса.
То, что я увидел сейчас, было больше похоже на мумификацию или, возможно, на редкость неудачный пример таксидермии человека. Кости были на месте, как и кожа. Так же как и нервы, вены, артерии, мышцы и связки, которые обычно находятся под кожей. Но больше ничего. Под кожей не было плоти, ничего, что могло бы смягчить угловатость костей. Не обычный процесс разложения при смерти породил это ухмыляющееся, пристально смотрящее на меня лицо. Хуже всего были глаза: они вжались в глазницы, но веки были открыты, и в глазных яблоках все еще чувствовалась отвратительная энергия, как будто они были сделаны из цветного стекла и сохраняли подобие жизни, покинувшей все остальное тело.
— Это была нехорошая смерть, — сказал Рамос.
— Да, — согласился я. — Это так. Думаю, они были живы очень долго, пока жизнь медленно не вытекла из них. Пока от них не осталось ничего, что можно было бы использовать. Пока они больше не стали бесполезны для этой… штуки. — Я обратил его внимание на переплетение труб, увешанных гирляндами вокруг каждой ниши, словно жуткая беседка из виноградных лоз. Все тоньше и тоньше делились и расходились эти трубки, пока их самые узкие, расползающиеся концы не вошли в тело, проникая под слои одежды в поисках того, что осталось под иссохшей анатомией. Я осторожно откинул капюшон, чувствуя его жесткое сопротивление. Было достаточно увидеть, что трубки образовали гирлянду над черепом, уходя в него с дюжиной бескровных входов.
— Чего оно хочет? — спросил я, охваченный отвращением.
— Информации, — сказала мисс Косайл. — Но ведь вы знали об этом.
— Ла бихилья де пьедра, — сказал Рамос, как будто это была молитва о его собственном спасении. — Мы пришли слишком поздно для этих бедных душ.
— Мы проверим их всех, — сказал я. — Но сначала мы должны рассказать капитану Ван Вуту, что здесь обнаружили. Таким образом, он сможет начать подготовку к нашему отлету.
— Мы уходим? — спросил Рамос.
— Конечно. Вы сами это сказали. Мы пришли слишком поздно.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Мы не ожидали, что Мергатройд задержится, но краткость его звонка все равно была неожиданностью.
Вскоре мы поняли, почему.
— Провод оборван, — сказал он, состроив извиняющуюся гримасу. — Он зацепился или оборвался где-то между этим местом и нашим кораблем. Я потянул за него, но он все еще натянут, так что не думаю, что повреждение где-то рядом с нами. Боюсь, нам придется отступить, пока его не починят: слишком рискованно находиться здесь без средств сигнализации.
— Вы правы, Генри, — сказал Рамос.
— Да… да, действительно, — согласился Брукер. — Конечно, жаль, что вас оторвали от расследования, но…