Выбрать главу

Но я знал, что это не может быть ни тем, ни другим.

— Это Ада Косайл, — выпалил я, не успев проконтролировать свои слова.

Мортлок оторвался от консоли и посмотрел на меня. Несомненно, он вспомнил наш неловкий разговор после того, как мне пришлось пройти испытание с преподавателем пластической хирургии.

— Это деркосайл? Это какой-то незнакомый мне термин? — резонно спросил Ван Вут. — Какая-то минералогическая или химическая терминология?

Я отчетливо видел ее. Она была в желтом скафандре, стояла на четвереньках на предательски узком выступе, а под ней был отвесный обрыв шахты. Мне не нужно было видеть ее лицо или какие-либо другие отличительные черты. Кто еще это мог быть, как не царственная психопомпка моей мечты? Она вернулась, несмотря ни на что. Несмотря на то, что она никак не могла быть реальной.

— До контакта одна миля, — сказал Мергатройд. — Сканирование улучшается.

Что-то шевельнулось у меня в груди, когда изображение на главном экране дрогнуло и восстановилось, приобретая большую четкость. Я одновременно и хотел, и не хотел, чтобы это была она. Я хотел снова увидеть ее лицо, убедиться, что она была чем-то большим, чем плод моего воображения, но в то же мгновение я желал ничего иного, как ее полного исчезновения. Потому что сам факт присутствия Ады Косайл открыл дверь в моем сознании, портал во что-то, с чем я не хотел сталкиваться лицом к лицу…

Образ стал еще четче. К моему отчаянию и облегчению, я увидел, что это была не Ада Косайл.

Это был кусок покореженного желтого металла, кусок обшивки корпуса, который был оторван, искорежен и изуродован так, что тот, кто хотел (или боялся), чтобы это было так, мог на мгновение принять его за скорчившуюся человеческую фигуру.

— Материал — дюраллой, — сказал Мергатройд. — Частично разборчива маркировка… Ев, возможно, евр…

— Это не лягушка! — выпалил Мортлок. — Это один из наших!

Ван Вут мрачно кивнул. — Действительно, это останки какого-то несчастного судна, которое забрело сюда раньше нас, — осторожно добавил он. — Янтарный уровень боевой готовности. Восстановите нормальную скорость снижения.

Еще одиннадцать миль мы спускались по этой трубе, пока не оказались в неосвещенном пространстве, которое образовывало полую середину ледяного планетоида. Все еще находясь на янтарном уровне готовности, «Деметра» опустилась на милю или две в глубь этого бездонного пространства, ее приборы и экраны подергивались при виде мельчайшей пылинки, которая каким-то образом попала в эту непостижимую пустоту.

Включились наши прожектора, освещая ледяной покров над нами, отбрасывая огромные дуги желтого сияния. По льду ползли странные трубчатые фигуры, серо-зеленые на фоне жемчужного блеска. Лучи прожекторов скользили по этим щупальцевидным формам, следуя за тем, как они сгущались и соединялись, будто мы шли по ветвям какого-то огромного дерева или дельте реки, нащупывая путь к первичному источнику, из которого они исходили.

Внезапно он оказался в поле нашего зрения, выступив изо льда, как гнилой кончик какого-то ужасного бесформенного клыка, вонзившегося сверху. Он был более тысячи футов в глубину и ширину, самородок размером с гору, странной изогнутой и выступающей формы, выпуклый и вогнутый, гладкий в одних местах и шероховатый в других, похожий на узорчатый ковер, который скатывали и завязывали узлами снова и снова, пока он почти не утратил свой смысл, его прежняя природа была скрыта.

Дюпен делал странные жесты руками, очерчивая углы и пересечения, как критик, пытающийся найти какой-то смысл в произведении модернистского искусства.

— Геометрия… — пробормотал он. — Геометрия! Кажется, я ее вижу! Каждое четвертое сечение гомеоморфно треугольнику! — Он уставился на нас широко раскрытыми глазами, не понимая нашей неспособности представить то, что было для него очевидным. — Разве вы не видите? Это красиво! И отвратительно! Это… неправильно!

— Инопланетные умы придумали эту форму, — сказал Топольский с легким пренебрежением. — Умы, находящиеся далеко за пределами нашего понимания. Их представления об эстетической уместности так же странны для нас, как для них были бы странны наши классические пропорции.

— Это еще не все, — сказал Дюпен, на лбу у него выступили капельки пота. — Что-то сделало это. Что-то исказило это! Я думаю, что это произошло из-за какого-то топологического сбоя, геометрической ошибки! Складки в гиперпространственном многообразии! Сверхсветовой прыжок, который произошел не так, как надо, в результате чего он… деформировался! Но мне нужно быть более точным. — Он прижал пальцы ко лбу, впиваясь в него ногтями. — Я должен указать точный набор преобразований… «достаточно близко» — это недостаточно хорошо! Слишком близко не поможет! Я не могу потерпеть неудачу!