— Он дал нам четкий ответ?
— Нет, но думаю, что в прошлый раз он был очень близок к этому, когда ты согласился поместить его под аппарат для усиления возможностей мозга.
— Этого так и не произошло.
— Нет, но это была метафора, описывающая то, что действительно произошло: период повышенного осознания.
— Случилось это или нет, это было не мое решение. Рамос сделал это…
— Нет, Рамос этого не делал. Ты свалил вину на бедного коронеля, чтобы убедить себя, что совесть у тебя по-прежнему чиста. Но это было твое решение с самого начала, Сайлас. — Она сделала паузу. — Что ж, решать тебе и мне, если мы будем честны друг с другом.
— Я так больше не могу. Я не могу быть соучастником убийства.
— Ты все еще не понимаешь. Выбор сделан. Это уже сделано, и пути назад нет. Все, что теперь осталось, это… ну, две вещи. Во-первых, нам нужно, чтобы Дюпен подтвердил свое решение. Почти верное, почти у цели, нас не устраивает. От этого зависят жизни. Он должен быть уверен, и мы тоже.
— А во-вторых?
— Думаю, было бы неплохо, если бы он знал, что что-то изменил. Я думаю, это было бы… добрее.
— Доброта? — Я глухо рассмеялся. — Если верить тебе, мы — программное обеспечение. Что мы вообще можем знать о доброте?
— Это не то, что мы думаем, — упрекнула она. — Это то, что он думает о нас. И он все еще твой пациент, до самого конца.
Дюпен был близок к смерти во всех смыслах. Ущерб, который мы ему причинили, — ужасный, необходимый ущерб — был выше любого дара исцеления, как здесь, так и по возвращении на Землю. Доведение его выше грани сознания привело к непосильной нагрузке на скафандр, а это, в свою очередь, привело к каскаду вторичных сбоев в системе жизнеобеспечения, повлиявших на все аспекты сердечно-легочной функции. На основе одних только данных биометрической телеметрии я восстановил изображение его мозга, которое было похоже на обстрелянную нейтральную полосу, усеянную огромными воронками, образовавшимися в результате инсультов и внутричерепных кровоизлияний. По всем правилам милосердия, мы должны были уже убить его. И все же каким-то образом те участки мозга, которые не были повреждены полностью, все еще могли взаимодействовать в достаточной степени, чтобы дать Дюпену волю к решению проблемы и способности добиться успеха.
Теперь, судя по следам, он спал. Он был спокоен и не испытывал явного беспокойства. Один или два сна промелькнули в освещенных ночным светом полушариях его сознания. Я подумал о том, чтобы не беспокоить его, дать ему спокойно прийти в себя, и я знал, что так будет лучше для Дюпена. Но не для нас. И если я позволю Дюпену умереть сейчас, не убедившись в верности его решение, то потрачу впустую всю работу, которую он уже проделал. Потрачу впустую, в прямом смысле этого слова, его жизнь.
Я послал команду на разогрев и подождал, пока он всплывет.
— Раймон? — мягко спросил я. — Вы меня слышите?
Ему не нужно было издавать никаких звуков. Я смог распознать смысл речи на уровне функционирования мозга задолго до того, как какие-либо сигналы пробились через лабиринт поврежденных нервных путей к его гортани.
— Да, слышу. Это вы, Сайлас?
— Да, это я. Слышу вас громко и отчетливо, Раймон. Очень приятно слышать ваш голос. Как вы себя чувствуете?
Я почувствовал, что он размышляет о себе. Его мысли были вялыми, вынужденными блуждать по неровным трещинам нарушенных функций. — Не думаю, что я хорошо себя чувствую, Сайлас. Со мной что-то не так?
Я помолчал, прежде чем ответить, взвешивая противоположные обязательства — правдивость и сочувствие. Больше всего на свете я хотел подбросить Дюпену какую-нибудь утешительную ложь или полуправду, что-нибудь, что дало бы ему надежду и объяснение его затруднительного положения, которое не слишком расстроило бы его. Но мы прошли долгий путь, я и мой пациент. Я знал, что обязан ему абсолютной откровенностью. Я также знал, что на каком-то уровне он был бы благодарен мне за мою честность.
— Вы в Сооружении, Раймон. Вы пробыли там ужасно долго, запертый вместе с остальными. Ваш скафандр обездвижен, а мозг поврежден. Вы никогда не сможете выйти.
Он жалобно спросил: — Не могу?
— Нет, Раймон.
После паузы он сказал: — Я думаю, вы мне это уже говорили, Сайлас. Могло ли это быть?
— Да. Вы уже некоторое время знаете об этом, но на очень низком уровне осознания. Это похоже на то чувство, когда вы ложитесь спать в незнакомой комнате и на какое-то время забываете, что находитесь где-то в другом месте. Часть вас знает, а часть — нет.