Я встретился со своей группой. Мексиканец (а вы то, должно быть, думали, что после апокалипсиса выжили одни лишь русские?), который стоит слева, с тонкими усиками и густой тёмной шевелюрой разговаривает только тогда, когда от этого зависит его жизнь, он не знает того языка, который мы придумали после событий, загнавших нас под землю. Его звали Эмилио Фернандо Хорхе и так далее - в его полном имени собралось огромное множество мексиканских имён, будто его родители назвали сына в честь каждого жителя, живущего в их городе. Мы называем его просто Молчуном, но он отзывается только на своё имя. Вот такой вот подземный крёстный отец: будь добр прояви ко мне уважение и назови хотя бы первый десяток моих имён, а уже потом мы будем говорить о деле. А второй, что стоял справа, был самый настоящий лепрекон. Он будто выпрыгнул со страниц книги ирландского фольклора, только это был лепрекон-шахтёр. А это значит никакой зелёной одежды и шляпы, а вместо трости будем рады предложить вам железную кирку. Отсутствие заноз на древке не гарантируем. По его имени нельзя изучать историю страны, но оно не менее трудное - Айонэйтан, в простонародье Антон. Если работаешь с русским, никогда не забывай, что тебя могут переименовать в любой момент. И никакие законы, даже самой Вселенной, не смогут снять с тебя этого имени.
Сегодня мы должны были начать сбривать участок в десяток квадратных метров на самом юге города, если вообще можно говорить о сторонах света, когда все компасы отказались работать года три назад. Обычно мы оживлённо разговариваем, подшучиваем друг над другом, пытаясь выставить другого дураком, но это всё по-дружески. Мы привыкли воспринимать такие насмешки, как признания в любви. Иногда казалось, что Молчун понимает язык, и только делает вид, что ничего не понимает. Хитрые эти мексиканцы.
Так вот, сегодня мы не придерживались обычного сценария. Если приходит Пётр Иванович, то он всегда собирает вокруг себя компанию из мексиканцев и ирландцев. Только, я не знаю, как зовут свои болячки мои друзья, если вообще зовут, а рассказывать о Петре Ивановиче я боюсь так же, как боялся познакомиться с первой девушкой много лет назад, будто ждёшь того мгновения, когда она рассмеётся над тобой. Уж не знаю, как разговаривает Пётр Иванович и его товарищи, но я точно знаю, что мы не смеем их прерывать.
Я обхватил двумя руками древко кирки, отполированное потом и грязью, и что есть мочи ударил острием о каменный пол, который выглядел так, будто он уже пережил множество встреч с шахтёрами. Ведь это мы и делаем всегда. Каждый год учёные говорят нам, что необходимо опустить город на какое-то расстояние, и мы без всякой ненависти к своей работе берём в руки кирки и делаем то, что должны. Зачем мы это делаем? Да, когда-нибудь мы дойдём до центра Земли или вообще поджаримся гораздо раньше, но другого выхода у нас нет. Сверху за нами гонится радиация, что и убила всю планету, а мы лишь пытаемся убежать. Долгожданная третья мировая война была не так уж и интересна, не правда ли? Да уж, стоило найти компромисс, а не пускать в ход своё последнее слово. О, это гениально, создавать с каждым годом оружие всё сильнее и сильнее. Прямо сейчас выроню кирку и воздам свои аплодисменты глупым мертвецам. Нет, я продолжу бить камень, чтобы им было стыдно, там, на своих небесах.
Тук.Тук.Тук.
Мы били почти синхронно, издавая один звук, звучащий как три. Уши уже не обращали внимания на этот звук, что прежде бил иглой по барабанным перепонкам. Привыкнуть можно ко всему - люди из века в век доказывали это утверждение, а на наш век пришлось, пожалуй, самое сложно испытание. Всё изменится - надо лишь немного потерпеть. Ведь существует призрачная надежда на то, что однажды радиация перестанет наступать нам на пятки и, может быть, даже рассеется.
Кстати говоря о героических тяготах, переживаемых людьми, не могу не рассказать (это просто вне моих сил!) про жидкую коричневую массу, состоящую в основном из грибов и воды, которой нас всегда кормят. Грибы долго держат в кипятке, а потом засыпают туда какой-то серый порошок, похожий на многовековую пыль, и содержимое превращается в коричневую кашу, от которой воняет соответственно цвету. Я убеждён, что если бы повара проявили смекалку, то можно было бы придумать не меньше сотни блюд с грибами, учитывая наши условия, но, видимо, кто-то сверху не позволяет своим детям совершить сей грех.