— Не трогайте меня! Не подходите!
В горле что-то сжимается, она больше не может дышать. На неё резко наваливается мир, со всеми этими запахами рыбы, спирта и чего-то ещё, с пьяным противным смехом низких мужских голосов. Отец снова хватает её за запястье и тянет куда-то:
— Ты, блять, охуела? Как со старшими разговариваешь? Давно по морде не получала?
Она слышит это и ещё сильнее что-то кричит, уже не понимая, что. И резко дёргает руками — впервые. Отходит назад. Нащупывает бёдрами тумбочку и, не поворачиваясь к ним задом, достаёт из него пистолет и выставляет перед собой, крича:
— Не подходите! Не подходите!
Никто больше не подходит. Она слушает пару секунд тишину, слепо глядя на лица и ничего не видя перед собой, а потом вдруг бешено срывается с места и бежит из квартиры. Лишь по пути захватывает рюкзак, лежащий в прихожей, зачем, сама не поняла. Это было механическое движение. Но она вдруг отчаянно понимает — больше она сюда не вернётся.
Никогда. А в рюкзаке — её всё. Её рисунки.
Она боится услышать сзади громогласный голос отца, боится почувствовать на волосах стальную хватку до боли, но никто за ней не бежит.
Она выбегает в подъезд и даже не чувствует холода. Громко захлопывает дверь и громко всхлипывает, оказавшись на свободе. Куда бежать дальше? Куда?
И только потом замечает пару — рыжий мальчик и блондинистая девочка. Смотрят на неё огромными глазами. Они не замечают пистолета, потому что она сложила руки вместе, в одной — пистолет, в другой — рюкзак, и рюкзак поверх пистолета. Но они заметили её загнанный ополоумевший вид.
Она выдыхает, как только понимает, что никто не гонится за ней. Взгляд сосредотачивается на их высоких, худых фигурах, смотрящихся так гармонично рядом. Фенечки. На их запястьях — одинаковые фенечки. Она этого раньше не замечала. Пульс начинает приходить в норму.
Буйство внутри успокаивается, постепенно, снижая градус. Она могла дышать. Она могла выдохнуть. Могла увидеть их лица, сошедшие словно с её рисунка, и почувствовать ту самую ниточку, за которую всегда держалась.
Спокойно. Спокойно. Руки всё ещё трясутся, и всё тело тоже, но она заставляет себя выдохнуть, не отрывая взгляд от этих фенечек на их сцепленных руках.
— Э-эй, с тобой всё в порядке? — неуверенно спрашивает парень. Она лишь еле-еле кивает, успокаивая дыхание и держа рюкзак перед собой. Единственное, что вертелось в её голове, — не показывать пистолет. А потом она вдруг рассмеялась. Пистолет. Точно. У неё же есть пистолет. Можно ведь не бояться погони. Наконец-то не бояться.
Они округлившимися глазами смотрели на неё, смеющуюся вдруг радостно и заливисто-надрывно, а потом переглянулись между собой.
— Точно всё нормально? — спросила на этот раз девушка. Она снова кивнула, не переставая смеяться. А потом они улыбнулись. Им тоже стало радостно. Им понравился её смех. Никто не заметил лающих, почти рыдающих ноток в этом громком, полубезумном смехе, — даже она сама. Им стало весело. Это привело её в восторг, и она снова начала смеяться. Никак не могла остановиться. Весело, как же весело… она выдавливала из себя последние капельки веселья, но всё равно никак не останавливалась. Заканчивалось всё равно пустотой внутри — нужно только всё вычерпать. А потом ничего не останется. — Ну… если у тебя такое хорошее настроение, можешь заходить к нам. У нас тут небольшая вечеринка. Народ уже есть, а мы просто ходили за пивом. А что? — вдруг удивилась сама себе девушка.— Правда, заходи. Чем больше людей, тем лучше, так ведь, Артур?
— Почему бы и нет? — пожал он плечами и улыбнулся, посмотрев на неё. У неё защемило сердце. Она зажала рюкзаком пистолет; ладони внезапно вспотели.
Она не могла отказаться. Казалось, у неё выбили все силы, теперь она могла только подчиняться.
Наконец она оказалась в его квартире. Она заходила несмело, тихо, оглядываясь по сторонам и всё ещё немного тяжело дыша. Но ничего страшного здесь не было. Слышались весёлые голоса из зала, какая-то музыка. Вот тут-то у неё снова что-то кольнуло внутри. Но они ведь не могут… ведь это он. Он. Её рыжий мальчик. Голоса его друзей звучали по-другому — весело, молодо, не пьяно.
Она пошла за ними в дальнюю комнату. По пути положила пистолет в рюкзак.
В комнате на милом белом диванчике сидело несколько парней и чуть поменьше девчонок. Они смеялись. Некоторые держали бутылки в руках. Некоторые обнимались. Рыжий мальчик и его девушка быстро вошли в эту обстановку, как рыбы в воду, а она осталась на пороге, держа рюкзак в руках. Так и замялась, переводя взгляды с одного человека на другого. Одинаковые. Они все казались одинаковыми.
Вдруг кто-то заметил её и воскликнул удивлённо:
— А это ещё кто? Что, простите, за…
Она вспыхнула и опустила взгляд. Ну да. Платье и весь её вид — странные ботинки, длинное платье, старомодная бабкина шерстяная кофта… Она отличалась. А такая реакция бывает, когда она выходила из своей незаметной зоны.
Чудовище опустило голову и пробурчало:
— Я, пожалуй, пойду.
Она вышла из комнаты. Она намеревалась выйти и из квартиры, но дверь в ещё одну комнату привлекла её внимание. Та самая комната. Та самая, на которую она смотрела по ту сторону стекла.
Она ничего не могла поделать. Её потянуло такой неведомой силой, что она на секунду опешила и не подумала с этим бороться. Это словно магнит. Она просто посмотрит… взглянет разочек, как выглядит оно изнутри. Как выглядит его кровать, его стол…
Она тихо раскрыла дверь и проскользнула. Тут было тихо. Спокойно. Слышались голоса из дальней комнаты, но всё равно.
Она встала посреди комнаты, на персиковом ковре, которого никогда не замечала, и застыла, вдыхая этот совершенный запах его комнаты. Его места. Вот она — кровать с коричневым покрывалом. Вот он — стол с многочисленными рисунками. На стенах тоже рисунки.
Её захватил какой-то транс, множество эмоций закружились под кожей, как снежинки за окном, и ей захотелось кружиться тоже, как она иногда делала в своей комнате. Она ходила, проводила пальцами по покрывалу, чувствуя мягкую ткань, трогала бумагу — ведь у него она совершенно особенная, не такая, как у других, ведь он дышал на неё, трогал её… Она подходила к окну и почти видела ту уродливую тень себя, незаметную всегда для его глаз, но всегда, всегда бдящую за ним…
Она оказалась здесь, и совершенно весь мир вокруг стал неважен. Она забыла обо всём. Сердце наполнилось сладким, любимым ощущением, и она ощутила себя кем-то другим на секунду. Возможно, кем-то важным для него…
Она никогда в жизни не могла помыслить о том, чтобы даже мечтать быть кем-то важным для него. Как? Она? Она ведь была никем.
А сейчас она оказалась в храме, почти у алтаря, и сердце её снова наполнилось благоговением, и мысли очистились, и кожа очистилась от противного ощущения. Захотелось петь.
Она ухватила фенечки на столе и, вдруг подчиняясь какому-то порыву, гораздо сильнее её, надела несколько на свою тонкую руку. А потом её захватило ещё больше, и она, заметив джинсовую куртку, нацепила её на себя. А потом и достала шарф из своего рюкзака и обмотала им свою шею. И встала возле зеркала. Но не успела туда глянуть, как отворилась дверь.
Её испуганные глаза встретились с расширившимися голубыми. Блондинка застыла на пороге.
— Ч-что за чёрт? — она явно не могла подобрать слов и просто смотрела на неё в шоке. Она не могла двинуться, раскрыла рот. Сердце дёрнулось и ухнуло вниз. — Это же… этот тот шарф, который потерял Артур. Откуда он у тебя? — Она ничего не могла ответить. Она чувствовала, как падает её мир. Она лишь открывала и закрывала рот. Мир снова угрожал разрушиться прямо на её глазах, а она совершенно ничего, ничего не могла с этим поделать — лишь стоять и смотреть беспомощно и испуганно. Встречая медленное осознание в голубых глазах, а потом и отвращение. — Ты украла его? Скажи, блять, ты его украла? Да кто тебе дал… Ты ненормальная?