– Рядом, князь. Всегда рядом.
Покорен, паршивец, предан… Предан ли? Святополк вгляделся в склоненное лицо наемника:
– Я дам тебе грамоту к моему брату Глебу. Возьмешь лучших людей и отвезешь ее в Смоленск.
Князь взял со стола бересту, повертел ее в руках и задумался.
Грамота… Предлог, но ведь не скажешь: «Убей моего брата». После неожиданного воскрешения Бориса Святополку было не по себе отдавать такие приказы. Грех все-таки. Пускай наемник сам догадается. Он не из глупых.
Князь протянул Горясеру чистый лист:
– Держи.
Тот пробежал бересту глазами, кивнул и молча спрятал ее за пазуху. Святополк поморщился. Наемник видел, что грамота чиста. Почему же смолчал?
– Отдашь ее Глебу. Пускай прочитает. Не захочет выполнить мою волю, пусть пеняет на себя.
Горясер кивнул.
– Ты понял? – Святополк не мог поверить.
– Я понял, князь, – успокоил его наемник. Длинные, гибкие пальцы оплели рукоять меча. – Все понял. Глебу не бывать в Киеве.
– И?
– И никто ни о чем не узнает, – закончил тот.
Святополка передернуло. Этот воин соображал на редкость быстро. Слава Богу, наемники не меняют хозяев, покуда им платят. Горясер и его люди получают щедрую плату. Глеб такой не предложит…
– Что стоишь? Ступай! – Князь махнул рукой.
Легкая тень скользнула к двери. Та, казалось, даже не открылась, наемник словно прошел сквозь нее. Святополк взглянул на икону в углу и сотворил крест. В этот чужом воине было что-то нечеловеческое. Или так казалось на исходе ночи?
Князь Киева нервно запахнул рубаху на груди и подошел к окну. Оно выходило на двор. Там в утреннем сумраке передвигались людские фигуры, слышались обрывки приказов и дышали белыми облаками пара застоявшиеся в стойлах лошади. Вот они скучились, затем построились хвост в хвост… Святополк различил меховые накидки всадников и их круглые с коваными пластинами щиты. Наемники Горясера.
«Скор, – удовлетворенно подумал князь. – С таким Глебу не совладать».
Он отошел от окна, довольно потянулся и подступил к кровати. На дворе раздалось конское ржание, затем зацокали копыта, скрипнули ворота, и наступила тишина.
«А все-таки они звери, – укладываясь спать, подумал князь об уехавших, – настоящие звери…»
14
Я решила пойти в Новгород, к Ярославу. По пути голос мана тревожил меня все реже, а вскоре и вовсе замолчал. Иногда я даже думала, что впрямь увидела мана в дурном сне, однако отказываться от обещания больше не помышляла. Решила так решила, назад дороги нет. Дорога вообще была только одна – серый, истоптанный тысячами ног большак. Он лениво полз через холмы, вдоль реки – к славному городу Смоленску, рассекал город надвое и тянулся дальше до самого Новгорода. Топая по его пыльной спине, я то и дело поглядывала на небо. Тучи бродили над полями голодными волчьими стаями. В такую погоду рачительные хозяева убирали с полей подсохшее сено. В здешних местах рачительных оказалось немало, и меня то и дело обгоняли доверху груженные повозки. Сельчане готовились к зиме.
«Хоть бы кто подвез, – провожая их взглядом, зло думала я, – иль поесть подал…»
– Доброго пути, девица! – крикнул за спиной бодрый голос.
Я обернулась. Пегая лошаденка волокла по дороге огромную телегу. На облучке сидел тучный седой мужик, а за его спиной задорно сверкали глазами две молоденькие девки в цветастых сарафанах. В белых волосах возницы застряли соломинки. Мне почему-то вспомнился Журка…
– Куда путь держишь? – поравнявшись, поинтересовался возница. Девки захихикали.
– Пока в Смоленск.
– К князю Глебу?
«К Глебу? – Я даже остановилась от неожиданности. – Муромский князь в Смоленске? Вот так удача! Верно говорят: на ловца и зверь бежит…»
– Нынче многие идут в Смоленск, – продолжал возница – Кто за защитой, кто за советом. Глеб мудр, справедлив и всем помогает… Вот и ты, вижу, идешь издалека, значит, к нему. Только ты опоздала. Нет князя в Смоленске.
– Нет?!
Мужик соскочил с облучка и взял лошадь под уздцы. Он оказался невысоким, но плотным и кряжистым, как старый дуб. От его рубахи пахло прелой травой.
– Глеб ушел в Киев к брату, – заговорил он. – Утречком отправился на трех ладьях. Я сам видел.
Вот так… Не успела… Остался только Ярослав новгородский.
«Ты обещала, обещала, обещала», – застрекотал в ушах голос мана. «Ну, тут не моя вина, – мысленно оправдалась я. – Останься Глеб в Смоленске, я бы упредила его, а теперь, как ни спеши, княжьи лодки не догнать». – «Посмотрим, посмотрим», – задумчиво протянул ман и смолк.
– Тебе что нужно-то от Глеба? – – донесся голос возницы.
Что нужно? Я закусила губу. Как ответить? Не говорить же правду… Мужик ждал.
– Я погорелица… Ни родичей, ни дома не осталось, – на ходу выдумала я. – Вот надеялась на княжью милость.
– А чего не пошла в Киев?
– Побоялась. О Святополке говорят дурное…
– Негоже хаять князя, – нахмурился мужик. – Хотя я тоже слышал о нем недоброе, а дыма без огня не бывает.
Девицы дружно прыснули, прикрывая рукавами яркие губы, а я устало кивнула. Нынче огня в Киеве было поболее, чем дыма…
– Ты чего пригорюнилась? – Мужик остановил лошаденку и заглянул мне в лицо.
«Глаза-то добрые», – отметила я и сказала:
– А чего радоваться? Шла к князю на поклон, а и тот уехал…
– Ха! – Мужик хлопнул здоровенными ручищами по коленям – Было б чего печалиться! Твое горе и без княжьего указа поправимо. Хочешь, возьму тебя работницей на свой двор? Харч положу, одежонку дам, платить буду. А того глядишь, б моей усадьбе и жених сыщется. Такой-то красавице…
Я улыбнулась и покачала головой. Мужик не заметил отказа.
– Меня звать Силой, – продолжал он. – А домашних моих увидишь сама. Полезай на телегу. Эй, болтушки, а ну потеснись!
Девицы зашептались и подвинулись.
– Не… – начала было отказываться я, а потом махнула рукой и полезла на душистое сено. Какого рожна упираться? Есть хочется. И ночевать одной средь поля несподручно. Того и гляди, хлынет дождь. Осенние дожди затяжные… А поутру пойду в Новгород к Ярославу.
– Ты что умеешь? – прыгая следом и подхлестывая лошадь, спросил Сила.
Телега скрипнула, шатнулась и, покачиваясь на ухабах, поползла вперед. Я свесила ноги и откинулась на мягкое сено.
– Эй! Что можешь делать, спрашиваю, – не оборачиваясь, повторил Сила.
– Готовлю хорошо, – сказала я и запрокинула голову. Перед глазами закачалось серое в темных разводах небо. Захотелось спать.
– Готовишь? Это хорошо, будешь помогать Орине на кухне. Она старая, видит худо…
Сила еще что-то бормотал, но я уже не слушала. Небо темнело, спускалось, и наконец все заволокло чернотой. В ней раздавался скрип уключин и смех Журки. То ли смех, то ли плач… Он приближался, становился громче и неожиданно превратился в надрывный крик.
Я подскочила и открыла глаза.
– Э-э-эй! Выноси, родимая! – истошно орал Сила. Разбрасывая по дороге клочки сена, телега летела вперед, а обе девки тихонько повизгивали от страха.
– Что… – Я не успела договорить.
Что-то со свистом пролетело мимо моей головы и воткнулось в спину Силы.
– А-ах, – выдохнул тот, взмахнул руками и повалился на бок.
– Сила!!!
Он не отозвался. Лошаденка сбавила ход. Я подхватила поводья, хлестнула ее что было сил и обернулась. Сзади в облаке пыли летели всадники. Высокие шапки, пестрые одежды и маленькие низкорослые лошаденки… Печенеги!
Я подтолкнула Силу ногой. Он перекатился на живот. Из-под его лопатки торчало толстое древко стрелы.
– Батя-я-я-я, батя…. – заверещали девки.
– Давай! Давай!!! – заорала я на пегую. Лошадка испуганно прижала уши, взбрыкнула и свернула с большака в поле. Телега затряслась на рытвинах.
– Господи Всеблагой, Господи… – стонали сзади девицы.