– Что стряслось? Что с тобой? – спросил Коснятин.
Я сглотнула и утерла слезы. Теперь все будет хорошо…
– Лютич… Меня,.. В бане…
Удерживающие меня руки стали жесткими.
– Снасильничал? – строго спросил посадник.
Я поспешно затрясла головой:
– Нет… Он душил меня. Он спятил… Болтал что-то о Святополке, о Ярославе и польском короле…
– Каком короле?
Я не слышала его вопроса. Его доброта высасывала из меня последние силы. Хотелось закрыть глаза и перестать дышать…
– Я боюсь, – прошептала я. – Помоги мне… Сбереги…
– Не надо, не бойся. – Руки Коснятина гладили мою спину, но голос был отрешенным. – Повтори лучше, что он говорил о польском короле…
Я не помнила… Разве это было важно?
Коснятин сдавил мои плечи:
– Хорошо, иди в дом, отдохни. Там тебя никто не обидит. А с Лютичем я поговорю сам…
Он позвал дворовых девок. Те оторвали меня от его груди и потянули в дом. Моя голова кружилась то ли от счастья, то ли от усталости. Меня провели в полутемную клеть и уложили на лавку.
– Попей, деточка, попей… – В рот полилось что-то теплое и ароматное.
Глотая травяной настой, я прислушалась. На дворе застучали копыта. Коснятин поехал разбираться с Лютичем. Я закрыла глаза…
А на другой день уже весь Новгород знал, что Святополк позвал на войну с Ярославом своего тестя, польского короля. Знали и о том, что варяг Лютич привел дружину Астрид, чтобы увезти князя подальше от родных земель. Урман позвали в княжий терем.
На площади перед теремом с утра толкался новгородский люд. Прибывшую урманскую дружину во главе с их кривоногим и приземистым вожаком проводили насмешливыми выкриками. Северные воины шагали молча, словно не замечая недовольства толпы, но их лица были темными от гнева. Они привыкли быстро расправляться с обидчиками, а тут приходилось терпеть. Как-никак, их пригласил жених хозяйки…
Как только воины скрылись за княжьими воротами, толпа загудела.
– Князя нам! – требовали люди.
– Ярослава хотим!
– Пусть князь скажет, что замыслил!
Отзываясь на зов, ворота заскрипели и снова распахнулись.
– Уймитесь, люди, и ступайте по домам, – раздался громкий голос Коснятина.
Я вздохнула. Князю было совестно показаться, и он послал посадника. Значит, решил уехать…
Коснятин влез на возвышение.
– Князь думает над предложением Астрид, – сообщил он. – Когда он примет решение, то созовет вече. А пока ступайте по домам…
– По домам?! – ехидно возразил ему звонкий молодой голос. – Князь решит сам? А если он решит уехать? Что будет тогда с нами, а, Коснятин? Ярослав уйдет за море, ты подашься вместе с ним, а куда деваться нам, с нашими домами посевами и скотиной?
– Да, Коснятин, скажи, что будет с нами? Или нынче Ярослав решает только свою судьбу?
– Может, он забыл, что он новгородский князь? Может, он предал нас?
Коснятин выпрямился. Его рука легла на рукоять меча.
– Князь ничего не забыл! – гневно выкрикнул он. – И вам не стыдно кричать о нем такое?! Не он ли снял с вас тяжелые подати Киева? Не он ли помог тебе, Боригор, когда три твои ладьи затонули у острова Варни? Не он ли дал тебе, Шелот, дом и денег, когда твое хозяйство пожрал пожар? И не вам ли, честные купцы Новгорода, он позволил беспошлинно возить товары по Мутной аж до самой переправы в Смоленске?
– Да, это верно, – подтвердили незнакомые голоса. – Ярослав думал о нас…
– Он радел о вас, а вы?! – Этот крик раздался сзади.
Я обернулась. За спиной, в толпе, стоял Лютич. Живой и невредимый… Как же так?! Я думала, что Коснятин… Или посадник только сделал вид, будто хочет защитить меня, а сам поехал к кузнецу разузнавать о польском короле? Наверное, так и было…
– Вам ли, новгородцы, не думать о своем князе? – продолжал Шрамоносец. – Когда-то его отец, Владимир, тоже уходил от вас за море, и никто не называл его предателем. Вы просто ждали его возвращения…
Я поняла: «Шрамоносец желает ухода князя. Привел для этого дружину. Но зачем ему спасать Ярослава? Чтоб Святополк стал князем всей Руси и Горясеру ничего не грозило в предстоящей схватке? Может, Лютич уже приглядел для себя или для дружка-наемника место посадника в Новгороде? То-то он так расспрашивал о Горясере… Где тот, что делает…»
– Да, тогда Владимир ушел и вернулся втрое сильнее, – зашумели в толпе. – Кузнец прав…
Рядом со мной плюгавый мужичок сдернул шапку и задумчиво почесал лоб.
– Правда его, – неожиданно признал он. – А чего нам бояться? Любому князю нужны и гончары, и кожемяки… Простому люду все одно – работай да работай…
Это меня доконало. Мой Старик тоже полагал, что достаточно лишь честно делать свою работу, но Святополк погубил его. Вся Русь – согнулась под кровавой дланью Окаянного князя! Остались лишь новгородцы. А теперь и они безропотно отдавали свои судьбы князю-убийце! Или они не расслышали, что на Русь пришел поляк? Неужели они так спокойно подставят шеи иноземцу и его окаянному зятьку?
Я оттолкнула плечом здоровенного детину в красном зипуне и полезла, вперед.
– Вы!..
Мой выкрик не услышали, только плюгавый сосед испуганно икнул.
Нужно пробираться на возвышение, к Коснятину…
Чьи-то руки цепляли меня за одежду, сзади звучали возмущенные голоса, но я упрямо протискивалась к помосту. Вот и край.
– Руку! – задрав голову, выкрикнула я и столкнулась с непонимающим взглядом Коснятина. – Дай руку!
Он неуклюже протянул мне ладонь. Я вцепилась в его пальцы, оттолкнулась обеими ногами от земли и животом упала на помост. Коснятин подтянул меня и помог подняться. Я отряхнула одежду и поглядела на толпу. Люди толкались, махали руками и спорили. Они даже не заметили моего появления, но я скажу им правду!
Я оттолкнула руки Коснятина вдохнула и начала:
– Найдена! – перебил Коснятин.
Я поймала его изумленный взгляд и закрыла глаза. Посадник не сумеет мне помешать. Никто не сумеет.
Я замолчала и открыла глаза. На площади стояла тишина. И все глядели на меня. Даже Коснятин.
– Что же нам делать? – неожиданно тихо и покорно спросил он.
Меня затрясло. Песня сложилась сразу, сама собой, и я еще не отошла от раздирающего душу отчаяния.
– Что же делать? – повторил еще кто-то, а затем по толпе, словно по траве под ветром, побежало: – Что нам делать? Что делать?
Я сжала кулаки. Эти люди! Сотня, нет, тысяча людей, среди которых и убеленные сединами старейшины, и мудрые кожемяки, и именитые купцы, и молчаливые могучие кузнецы, – все они спрашивали у меня, безродной и бездомной, что им делать?!