Вечером Горясер вернулся. Прошел ко мне, уселся на корточки и поинтересовался:
– Что стряслось?
Я пожала плечами. Притворялся он или нет, мне было все равно. Что-то ушло, сломалось… Наверное, огонь безумной Летунницы угас этой ночью и перестал тревожить мое сердце. Он почувствовал это, отпустил меня, встал и принялся переодеваться. Я глядела, как он стянул замызганные грязью тяжелые сапоги, обмотал ноги теплыми тряпками и сунул их в мягкие поршни, как снял рубаху, кинул ее в ящик под лавкой и натянул другую, как подошел к столу посреди избы и что-то сказал сидящим за ним воинам…
Он ни о чем не спрашивал. Это было хорошо.
Я отвернулась к стене.
– На.
Передо мной появилась миска с чем-то горячим. Пар валил мне в лицо и забивался в ноздри.
– Не хочу.
Горясер настойчиво ткнул миску мне в колени:
– Ешь. Пришла – делай, что говорю.
Я неохотно взялась за ложку, сунула в рот варево и поперхнулась. Еда была хорошей, но вся грязь и боль, что томились в моей душе, вдруг плеснули в горло. Отбросив миску, я кинулась в угол и согнулась в судорожной рвоте. Разгибаться было стыдно. Казалось, все наемники глядят на меня с интересом и насмешкой. Однако разогнулась. Никто на меня даже не смотрел. Те, что сидели за столом, по-прежнему справно стучали ложками, Горясер собирал с пола осколки глиняной миски, а спавшие даже не проснулись.
Я утерла рот ладонью и подошла к наемнику:
– Прости.
Он поднял голову и равнодушно пожал плечами:
– Ничего, бывает.
Я села на лавку. Вместе с рвотой выплеснулась вся грязь, но вина жгла изнутри каленым огнем. Неужели мне придется жить с этой болью всю жизнь?! Нет, лучше умереть.
– Это я предупредила Предславу, – тихо сказала я.
По-прежнему собирая черепки, наемник кивнул.
– Я подслушала твой разговор с князем про поляков, – осмелела я, – и рассказала княжне. А она поведала Болеславу.
Горясер собрал осколки и понес их к столу. Не закричал, не ударил.
– Журка умер, – вдруг ни с того ни с сего сказала я.
Горясер наконец услышал.
– Жаль… – выдохнул он.
Этого я уже не вынесла – вскочила с лавки и бросилась на него с кулаками:
– Жаль?! Тебе жаль?! Да тебе на все наплевать! Меня нужно убить, я предала всех, кто любил меня! Я предала Предславу, предала Журку! Журка умер! Понимаешь?! Умер!!! Тебе жаль… Никого тебе не жаль! Ты, ты… Ненавижу! – Я перестала колотить по его груди и метнулась к дверям. – Всех ненавижу!
Горясер перехватил меня и швырнул на лавку. Не добросил. Я шлепнулась на пол, рассадив ребра о жесткий край скамьи. От боли помутилось в глазах.
– Ты останешься тут, – сквозь звон в ушах услышала я голос наемника. – Сиди тихо. Завтра я дам тебе провожатого. Он отведет тебя в Вышегород к надежному человеку.
– Пошел ты… – слабо шепнула я.
– Дура. – Чьи-то руки подняли меня и усадили на лавку. Сквозь слезы я разглядела лицо Горясера и еще какого-то воина рядом с ним. – Твои признания ничего не стоят. Войско Святополка уже у Буга и дерется с Болеславом, мертвого Журку уже не вернешь, а к Киеву идет Ярослав Новгородец со своими людьми. Его силы больше наших. Завтра оставшаяся у Святополка дружина и он сам покинут Киев. Мы тоже уйдем. А Ярослав, как я знаю, не очень тебя любит. Поэтому до утра ты отсидишь тут, а потом отправишься в Вышегород. Поняла?
Он никогда так долго не говорил. Во всяком случае, я не слышала.
– Поняла? – Он занес руку. Я сжалась и прикрыла лицо, но он и не подумал бить, только схватил за плечо и слегка тряхнул. – Поняла?
– Поняла.
«Почему он спасает меня? – билось где-то в голове. – Когда мне хотелось жить, он желал моей смерти, а когда захотелось умереть – спасает. Он всегда мешает моим желаниям. Но почему?»
Мне не удавалось найти ответ. Я устала. Слишком устала. Как той ночью с оборотнями. Тогда я все пела, пела…
Чьи-то руки помогли мне лечь, кто-то накрыл теплой шкурой…
«Надо же, наемники тоже люди», – засыпая, подумала я.
– Люди, – ответил из темноты сна знакомый голос.
– Опять ты. Дарина. Ведьма.
– Я. – Она раздвинула руками тонкую серую паутину сна и присела на край моей постели. Плотное гладкое тело под призрачным сарафаном, огромные глаза, белая кожа, распущенные по плечам густые волосы…
– Ты красивая, – признала я.
Она засмеялась:
– Ты тоже.
– Ага. – С ней было легко говорить. С видениями всегда легко. – Только невезучая.
– Почему оке?
Ее пальцы коснулись моего лба и стали разглаживать его мягкими круговыми движениями. Стало легко и приятно. Век бы так…
– Святополк хочет моей смерти, Ярослав не простит мне позора сестры, а Горясер отправляет меня в Вышегород, где меня разорвут на клочки как ведьму, – пожаловалась я.
– А ты не ходи в Вышегород, – посоветовала Дарина. Темная прядь легла на ее щеку и коснулась длинных ресниц.
– Он даст мне провожатого. От таких, как его люди, не сбежишь…
– Какая ты глупая! – Ведьма рассмеялась. Из ее рта посыпались маленькие радужные шарики, закружились надо мной сияющим хороводом. – Я ведь обещала помочь тебе. Хочешь остаться в Киеве?
– Зачем? Ярослав…
С заговорщическим видом она прижала палец к губам.
– Шш-ш, – склоняясь к изголовью моей постели, зашептала она. – Ты только ничего не бойся… Я помогу тебе стать уважаемой и богатой. Ты обретешь все, о чем могла мечтать. У тебя будет слава и почет. Ведь я должна отблагодарить тебя за все. Только не бойся. Что бы ни случилось, не бойся… И верь мне… Верь мне… Верь…
45
Когда я открыла глаза, в избе уже никого не было. Горясер и его люди исчезли. А с ними вместе исчезли кованые сундучки, оружие и тепло. Печь не топилась, и изба выглядела пустой. Я села и протерла глаза.
– Проснулась?
Невысокий рябой наемник стоял возле моей постели. Один.
– А где остальные? – Я повела рукой.
Он усмехнулся:
– Ушли. Еще вчера. А ты спишь, не добудиться. Если б не приказ… – Он оборвал себя на полуслове и строго велел: – Ладно. Хорош болтать. Собирайся. Ярослав уже под стенами. Вот-вот войдет.
Значит, Горясер ушел с Окаянным. Куда? Хотя какая разница? Все кончилось. Я освободилась от своей нелепой страсти к наемнику. Только цену за эту свободу заплатили другие…
Стараясь не думать о Журке, я поднялась, убрала волосы и натянула зипун. Наемник окинул меня взглядом и шагнул к двери:
– Пошли.
У городских ворот киевляне ждали Ярослава. Разряженные бояре, из тех, что уцелели при Окаянном, собрались у въезда в город. Возле них крутилась девка, с хлебом и солью на деревянном подносе. Простой люд кучками теснился на обочине и толковал о новом князе и о возможных переменах.
– Что встала? Поспеши. – Наемник потянул меня за руку.
Мы миновали шумящую толпу и выскользнули из ворот. Дорога тянулась полем до самой реки, а затем поворачивала и бежала вдоль речных берегов, ровная и накатанная, как гладь у искусной вышивальщицы. Мы уже дошли до кустов, когда Рябой вдруг вцепился в мою руку и потянул с дороги.
– Чего ты? – Не успев удивиться, я упала в колючие заросли.
– Тс-с-с, – прошептал наемник.
Земля загудела. Я вытянула шею. По дороге быстрой рысью ехал десяток всадников. Воины Ярослава. Яркие щиты, гербы на попонах…
«Сторожевые», – подумала я.
– Ляг! – тихо прорычал наемник.