– Исчез, – повторил Петя.
Воцарилось молчание. Два домовёнка и один человек сидели на камне и смотрели на горы, скрытые плотным забором туч.
– Вы же домовые, да?
– Да, только ещё дети.
– Кхм, большие дети, – поправил Кроша.
– И всё это по-настоящему?
– Да.
Петя кивнул. Странно, но Иголке показалось, что теперь, рядом с ними, сидит не взрослый человек, каким он был, но тот самый наказанный мальчик, увидевший домового. Она его увидела так реально, что даже когда проморгалась – ей это не помогло.
– С тех пор я не видел ни одного домового.
– Мы все здесь.
– Зелёный край, – закивал человек, – а почему вы здесь? Вы ушли от… с Земли?
– Нет, не ушли, – грустно отозвался Кроша, – а я даже родился здесь и не видел Землю, но всё равно тоскуем по ней, ведь она наш дом!
– Раз вы не ушли, то… что случилось?
– Эм, мы многого не знаем, Писарь вот знает… Иголка, мы ведь можем рассказать, что знаем, да? Да?
– Да, наверное.
И домовята принялись рассказывать. О том, как они – их род – помогал людям, как убирали чёрный сор, как появились на Земле, и о том, как их прогнала старая ведьма, по просьбе ожесточившегося и озлобившегося старика. Рассказывали они всё, что слышали от Писаря, от Капитана и что им самим рассказывали их родители. Прошло никак не меньше получаса, прежде чем домовята закончили. Человек слушал их очень внимательно, а после не проронил ни слова.
– А это правда? – вдруг с жаром воскликнул Кроша, вспомнив о чём-то, что необычайно его занимало. Петя вздрогнул, вынырнув из своих размышлений.
– Что, правда? – переспросил он.
– То, что у вас города такие большие, что и взглядом окинуть их нельзя, а дома – выше нашей мельницы? – захлёбываясь от нетерпения скорее получить ответ скороговоркой спросил Кроша.
– Сущая правда, да. Я не видел ваших мельниц, но у нас есть дома махонькие, в один два этажа, но есть и такие, что и со счёту можно не раз сбиться, считая этажи.
– У-у-ухх, ты-ы-ы-ы, – в восхищении протянул Кроша, – Такие высокие!
– Но, большие города они…. Они красивы: паутинки улочек тянутся в разные стороны, а ночью освещаются белым светом и кажутся серебряными нитями, протянутыми сквозь чёрную ткань. И так интересно гулять, бродить по ним! Каждый раз видишь что-нибудь новое: дерево раньше не замеченное, или первая весенняя трава, на том месте, где ещё, кажется, вчера лежал снег; или дом – спрятавшейся в собственной тени. Можно тысячу раз пройти мимо него и даже не заметить, но в один из дней он, по каким-то причинам, откроется тебе ветхой красотой, сглаженной осенними лучами солнца.
Петя вдруг наполнился такой грустью, что невольно восторг Кроши улёгся, а Иголка прониклась печалью человека, но только не могла понять откуда она появилась. Если так прекрасны города – откуда взяться печали? Петя словно угадал её мысли или быть может – уловил её взгляд на себе, или понял, что грусть пробилась сквозь него и распространилась за пределы его души. Но он улыбнулся уголками рта, оставив глаза, как полные чаши, наполненными тоской.
– Простите, меня, просто мне всё это так живо представилось, я и забыл, что мой город теперь не такой. Может быть, где и остались города чистые, как мои воспоминания, но я таких не видел уже очень давно.
– Какие же теперь города? – с недобрым предчувствием спросила Иголка.
– Они… они, эх, тяжело объяснить, я чувствую, какие они стали, но слов подобрать не могу.
– Города стали стерильными. Наверное, это правильное слово, хотя, конечно мусору в них стало гораздо больше, но в то же время они стали стерильны, безлики. Тысячи способов очистить их от грязи придуманные человеком, а в конце концов мы просто загнали её в углы, облагородили, покрыли фантиками, вместе с этим стерев всё прекрасное с лица городов! Стерильны!
Нет больше ковра из опавших осенью листьев – их сразу вывозят: стоит только одному листочку упасть, как тысячи и тысячи уличных робо-пылесосов работают, чтобы содрать этот великолепный настил. Нет больше таких домов, на которые хотелось бы просто смотреть и представлять, сколько всего он пережил, сколько тайн сохранилось в его стенах, сколько загадок ещё можно найти в нём, если пробраться за его ставни, оказаться внутри него. Зато появились безликие высотки, стремящиеся оторваться от земли в небо, куда почему-то так рвётся человек, не понимая, что на земле прекрасно, как ни на каком небе не может быть.
– Вы рассказали мне о чёрном ссоре. Кажется, я понимаю, теперь, о чём вы говорите. Вначале я подумал об обычном мусоре, но этот ссор не обычен, он не бумажка, валяющаяся под ногами. Его нельзя просто так убрать, он липнет, как самый липкий клей и отодрать его – та ещё задачка. Кроша, Иголка, вы правильно сказали, что ссор – прячется, меняет образы. Мимикрирует! Раньше он представлял собой видимую грязь, корочкой оседавшую на людях, на местах их жизни, в их… наших городах. Теперь же он оседает внутри нас. Он прячется в тёмных углах на чердаках, за диванами, за большими шкафами наполненными электронными помощниками: в стерильных домах он забивается в щели, куда не заглядывает умная электроника, сама же и созданная с помощью нашёптываний ссора.