Оболтус Швед, здоровенный дылда и по натуре человек довольно флегматичный, тоже поддался общему мрачному настроению. Он и ответил рулевому на его вопрос.
– Вагнер вчера выложил нам все как на духу, хотя это вы должны были предупредить нас загодя о том.
– Браво, стручок! – воскликнул Вагнер, который вновь взобрался на капитанский мостик, хотя его и предупреждали никогда впредь не делать этого. – Верно замечено: нас должны были предупредить загодя. Ну да не беда, я сейчас вам все разобъясню… Значит, так… корабль носил какое-то женское имя, а затем на борту его написали: «Привет, Вагнер…»
– Нет, вы только послушайте! Этот отпетый пьяница не может запомнить даже название корабля, переименованного в его честь. На бортовых листах маскировки «Роджера» мы крупными буквами вывели: «Что новенького, господин Вагнер?» – энергично вмешался Медный Граф. – Этот гнусный тип давно пропил последние мозги и теперь сам не соображает, что несет…
– Не обо мне речь! Ты им зубы не заговаривай! Главное, чтобы ребята разобрались во всем! – прокричал с мостика Вагнер, после чего перешел на арию из «Пиковой дамы».
Моряки разбились на две группы и уже не скрывали своей взаимной вражды, когда на палубе появилась капитанша.
– Уши вянут от ваших бредней, – спокойно заявила Пиратка Пепи. – Не знаю, как кто, а я не робкого десятка и поджилки у меня не трясутся даже на широте мыса Блаунт. А вот некоторым записным храбрецам я готова пойти на уступку. Так что, если угодно, поворачиваем на сто восемьдесят градусов, и желающие могут сойти на берег в ближайшем порту! Ну что, голосуем?
Это был удар не в бровь, а в глаз. Разве могли Оболтус Швед, Хьюго Шухер, Билли Узел и другие допустить, чтобы разошелся слух, будто бы они сбежали с корабля, где не побоялась остаться какая-то девка!
Медный Граф исподтишка пожал ей руку, а матросы, недовольно ворча, разошлись по местам.
Рыжий Васич с ловкостью обезьяны вскарабкался на радиомачту и после недолгого осмотра спустился на палубу.
– Какая-то, похоже, большущая птица запуталась в антенне передатчика. Билась, пытаясь высвободиться, ну и порвала провода, вывела из строя всю систему. Передатчик теперь ни к черту не годится…
– Что же это за диковинная птица такая, дьявол ее побери? – недоверчиво буркнул Оболтус Швед.
– Да уж, птица воистину редкая, если судить по ее перу… – ответил Васич и вроде бы отправился по своим делам, а на самом деле притаился в укромном уголке палубы и подкараулил первого офицера. – Слышь-ка, Джимми, – тихо окликнул он его. – Такой диковинной птицы, что наш передатчик попортила, ручаюсь, даже мой дед не видал. Вот, я прихватил перышко…
– Гм… И что же это за перо?
– Самопишущее! Клянусь честью, таких не встретишь ни в одной коллекции. Слыханное ли дело: птица с самопишущим пером, да еще и наполненным чернилами! – И он протянул Джимми его собственную авторучку. Затем, выдержав паузу, серьезным тоном добавил: – Вхожу на равных паях в это пакостное дельце.
– О чем ты? Какое дельце?
– Этого, брат, я и сам не знаю. Но заруби себе на носу: я требую равной доли. Если у моряка не хватает ума приглядеть, чтобы проводами не выдернуло у него из кармана авторучку в тот момент, когда он выводит из строя передатчик, придется ему расплачиваться за собственную глупость. Отстегиваешь мне половину, и точка! А не то…
Что тут поделаешь, коли тебя загнали в угол? Джимми был вынужден смириться с участием еще одного компаньона. Сам виноват: хотел обстряпать дельце половчее. Передатчик он вывел из строя, чтобы нагнать страху на континенте. Шутка сказать: уже третья загадочная авария на тех же широтах, что и мыс Блаунт. Личные неприятности Джимми этой неудачей не ограничились. Он прямо-таки истерзался душой, видя, что Медный Граф и Пиратка Пепи явно поладили друг с другом и пользуются каждым удобным случаем, чтобы пошептаться где-нибудь в укромном уголке. Словом, блестяще задуманная афера погорела, и все его старания пошли псу под хвост.
…На безоблачном небосводе взошло яркое, южное солнце, обещая столь же безоблачный день. А между тем день этот готовил для всех участников нашей истории, включая и Джимми От-Уха-До-Уха, крупнейшую неожиданность и страшнейшую загадку.
С утра трое людей пристально следили за горизонтом, снедаемые одной и той же мыслью, но обуреваемые совершенно разными чувствами.
Пиратка Пепи – с любопытством.
Медный Граф – выжидательно.
Джимми От-Уха-До-Уха – с подозрением.
Капитанша думала, что Грязнули Фреда, конечно же, не может быть поблизости, поскольку – докуда хватает глаз – не было видно ни малейшей струйки дыма. Медный Граф был уверен, что Грязнуля Фред, вне всякого сомнения, находится где-то поблизости, только держится за линией горизонта, чтобы его не заметили. Ну, а Джимми твердил про себя свою привычную фразу: «Наверняка старый хитрый лис опять замыслил какую-нибудь пакость!»
Но понапрасну вся троица терзалась думами и обшаривала взглядом горизонт: ни водная гладь, ни небеса не давали ответа. Похоже, они давным-давно сдружились с Грязнулей Фредом и подыгрывали ему.
Медный Граф ни на секунду не отлучался от штурвала. Мели и рифы попадались на каждом шагу. Время от времени появлялись и ранние предвестники полярного лета: отколовшиеся льдины плыли к мысу Блаунт.
Вдали, у юго-восточной кромки горизонта, показалась темная полоска: архипелаг Инкогнито, где матросов «Слепого папаши», а вместе с ними и всю заинтригованную мировую общественность ждала разгадка тайны. Не сказать, чтобы хмурые лица моряков были равнодушно обращены к приближающейся полоске на горизонте, но их закаленные в опасностях сердца ждали грядущих событий без особого страха.
В 16 часов 30 минут пополудни с мачты раздался возглас:
– Клянусь бочкой рома, прямо по ходу – пароходная труба! Знать бы только, от какого она парохода!
В бинокль было отчетливо видно, что из острова или примыкающей к нему косы, сплошь покрытой буйной растительностью, торчит пароходная труба.
– По-моему, – заметил Медный Граф, – там какой-то корабль наскочил на мель и сидит он давно, поскольку его уже оплели морские водоросли. Но это явно не «Роджер», у крейсера трубы более узкие.
В 17 часов пополудни пьяненький сиплый голос с мостика удивленно пропел:
– Век моря не видать, но вокруг этой трубы, похоже, копошится какая-то живность!
В 17 часов 11 минут уже можно было разглядеть живность, которая кишмя кишела возле трубы: морские змеи, водные насекомые и прочая нечисть, обитающая в прибрежных водорослях, сплошной массой облепили косу…
– Это явно свежий атолл, – резюмировал наблюдения Медный Граф. – Морское дно поднялось на несколько футов.
– Только бы знать, за каким дьяволом судно врезалось в самую сердцевину этого островка? – меланхолически поинтересовался Рыжий Васич.
Ни один из моряков не мог этого понять, а тот единственный, кто был в курсе дела, поспешно отправился на очередной обход корабля, сверкая до блеска начищенными кожаными гамашами.
Смеркалось. Стараясь не сесть на мель, «Слепой папаша», осторожно лавируя, приблизился к косе и бросил якорь. Медный Граф, Джимми От-Уха-До-Уха и Мешок Костей, который выполнял обязанности боцмана, собрались на разведку. Они спустили на воду шлюпку, сложили в прорезиненный мешок топоры, мощный фонарь и кожаный бурдюк с питьевой водой.
– Сначала выясним, куда подевался «Роджер», – сказал Медный Граф, когда они гребли к берегу, и остальные одобрили его предложение.
Несколько раз взмахнув веслами, путники обогнули косу и направили шлюпку вдоль отмели. Уже издали отчетливо просматривался глубоко ушедший в ил и затянутый буйной тропической растительностью остов «Андре де Ремьё». В конце отмели обозначился остров, покрытый толстым, ровным слоем вулканической лавы. Вот он, экзотический архипелаг Инкогнито. Продолжением острова под водой был зубчатый атолл, в столь неподходящее время вышедший на поверхность. Темнело. Моряки зажгли фонарь и принялись за поиски крейсера.
Они обшарили каждый клочок длинной косы. И наконец в луче фонаря сверкнуло нечто металлическое.
Ура, «Роджер» найден! На фоне темного неба явственно просматривались изящные, тонкие силуэты труб крейсера, но… сам крейсер был густо оплетен буйно разросшейся прибрежной зеленью. Место, где он застрял, находилось к острову ближе, чем вынужденная стоянка «Андре де Ремьё», и поэтому покров морских водорослей здесь был реже, чем на прочих участках атолла.