Певец с глоткой раздавленной жабы распалялся все пуще и пуще. И тут я заметил, что рядом со столом, за которым истошно голосил этот припадочный, у стены, совсем неприметный, стоит небольшой бочонок, а за ним на низенькой скамеечке примостился какой-то человек в темной одежде. Бочонок был поставлен на попа, его плоское днище служило столом. Человек этот сидел откинувшись спиной на стену и потягивал из стакана. На Сына Моря он совсем не походил, и это было странно. То, что он не местный, — я понял сразу. Мне стало интересно, и я решил его «пощупать». Меня братва пестует не только за то, что я найденыш и маленький. Я — видящий, я загодя чувствую кашалота или как, например, спрут из глубины поднимается, — мне есть чем гордиться.
Перед тем как «прощупать» незнакомца, я решил выпить еще. Потянулся к ближайшему кувшину, но тот оказался пуст. Тогда я дернул за рукав кормчего, мурлыкавшего своей юбке на ухо так, что тарелки на столе дребезжали. Жаль, пустые: орава успела сожрать все до нашего прихода. Где Хлуда со жратвой носит-то? Кормчий недовольно покосился на меня. Я показал ему пустой стакан. Он громко крякнул и произнес:
— Однако. — Но все же вытянул лапищу, ухватил с противоположного конца стола кувшин за тонкое горло, не глядя нацедил мне вина, а потом снова с урчаньем воткнулся в свою красавицу.
Меня передернуло от такого зрелища. Я сделал пару глотков и почувствовал себя лучше. И напрасно: едва оторвавшись от стакана, я узрел Инру. Она с руганью отбивалась от непонравившегося ей назойливого ухажера. Под стол, что ли, залезть? С горя я докончил стаканчик и срочно наполнил его снова и выпил, а затем еще один. Говорят же, что горе вином заливать надо! Я был уверен — полегчает. И вправду полегчало — даже Инра показалась не такой занудой. А она тем временем убежала наверх, оставив обиженного детину потирать покрасневшую щеку. И мне стало вообще хорошо. Я вспомнил про странного незнакомца, но он уже куда-то исчез: скамеечка возле стены пустовала, а рядом с сиротским видом торчал бочонок, на котором осталось несколько грязных тарелок. Они меня почему-то рассмешили. Я фыркнул, и, видать, громко, потому что Ожерелье с удивлением уставился на меня. Это рассмешило меня еще больше. Чтобы как-то унять смех, я тяпнул еще стаканчик и в блаженстве привалился к спине кормчего. По всему моему телу бродили теплые волны, а голова приятно кружилась.
Когда Инра вдруг снова обнаружилась в поле зрения, мне уже было на это начхать. В голове у меня возник план мести за все ее плоские остроты, которыми она ранила мое достоинство. Я приготовился пустить его в действие, как только она в очередной раз начнет приставать, но Инра, к великому моему удивлению, даже не сделала попытки задеть меня. Она наклонилась к капитанской девке и нашептала ей что-то на ухо. Та вдруг вскинулась, соскочила с колен Ожерелья и кинулась на кухню чуть ли не бегом. Инра осклабилась ей вослед и, не медля, заняла освободившееся место. Ожерелье тут же как ни в чем не бывало облапил новую, но на этом дело не кончилось. Инра обхватила капитана за шею рукой, притянула его голову к себе поближе и, постреливая по сторонам хитрющими глазами, стала Ожерелью что-то втюхивать. Капитан сидел с довольной рожей, сиял что твое ясно солнышко, после заржал и с размаху отвесил ей шлепок по ляжке. Она вскочила на ноги и потянула его за собой. Руду проорал вослед парочке громкое напутствие, отчего харчевня взорвалась пьяным ревом.
Я сидел счастливый. Правда, план мести так и не удалось привести в исполнение, зато я ощутил потребность спрыснуть исчезновение опасности с горизонта. Я выпрямился на лавке, вернее, мне показалось, что я это сделал, — на самом же деле мне так и не удалось отлепиться от широченной поясницы кормчего. Я удивился и попытался еще раз, но с тем же результатом. Подумав, я уцепился за край стола и потянул его на себя. Стол приблизился ко мне слишком резко, и я навалился на него грудью, больно ударившись при этом. Я выругался. Кормчий повернулся ко мне и с недоумением посмотрел на меня сверху вниз. Его веснушчатое круглое лицо с полуоткрытым ртом оказалось последним, что я запомнил.
2
Вода с тихим шипеньем плескалась о борт, покрытый уже начавшей лупиться краской. Плеск воды казался мне громче грохота прибоя где-нибудь на рифах. Я, схватившись руками за голову, пытался удержать на месте свои виски, которые, как мне чудилось, стремились разбежаться в разные стороны. Неподалеку от меня на палубе бельмом на глазу торчал Сид Мачта, вахтенный. Он время от времени с озабоченным видом поглядывал в мою сторону. Во позорище-то! Оно, конечно, хорошо бы сейчас забраться куда-нибудь в темный угол и отлежаться там, но меня хватило только на то, чтобы кое-как выползти из кубрика и добраться до борта. Силуэт Сида сдвинулся с места и стал неторопливо приближаться ко мне. Уйди, молил я про себя, уйди! Но тщетно.