Фай с подозрением воззрился на волка. После чего обвел взглядом прочих доковых рабочих. Хм. А слова волка вполне походили на правду: рабочие производили впечатление каторжан, а не части экипажа. Альфа принял решение. Но, дабы усилить свою позицию, подозвал медика: выслушать его мнение и заручиться поддержкой уважаемого члена стаи. Что не заняло много времени – медик согласился с доводами альфы. Фай направил свои шаги к колА Сегмунту.
- Падальщик! – грифон как раз отвесил подраненному лису гневную оплеуху, - Эти мрази своевольно, не по закону обращают других в рабство! Херр Фай, рабочие, которых мы с вами видим – не пираты! Они – рабы!
- С этим, колА Сегмунт, я и хотел к вам обратиться, - кивнул разгневанному грифону Фай, - Формально мы их освободили, но толку с этого мало. Я предлагаю быстренько организовать их, и пусть помогают нам добывать свою собственную свободу. Польза в бою от них вряд ли будет, но головной боли кораблю и пиратам они доставят: пусть побегают за ними по отсекам, дробя силы. Благо, бегать на Осколке есть где. Также, возможно, я нашел для восставших рабов вождя. Как вам мое предложение?
- Действуйте, - согласился грифон, - Мы пока займемся дальнейшей разведкой. Если натолкнемся на новую группу рабов, отошлем их к вам.
Фай согласился.
***
Как альфе и показалось в начале, серый волк, первым с ним заговоривший, оказался вполне пригоден в качестве лидера восставших рабов. Правда, заставить тех рабов восстать было делом крайне непростым: многие не захотели брать дубины и присоединяться к абордажникам – они были уверены, что все напрасно и попытками сопротивляться они лишь утяжелят будущее наказание. Тем не менее, шестерка новых бойцов под предводительством Арнульфа (так звали волка) присоединилась к бою против «Осколка». И, что гораздо важнее, стая «Лисы Фуррала» узнала то, что Осколок был еще очень и очень недостроен: камеры функционировали только в машинных и головных отсеках корабля, манекенов на корабле тоже почти не было, не хватало многих герметичных дверей, а какие были, те корабль не мог задраить самостоятельно, и прочее, и прочее. Полностью функционировали только основные системы Осколка. Вооружившись этим знанием, абордажники двинулись дальше, попутно освобождая попадающиеся им скопления рабов и один раз нарвавшись на троицу совершенно ничего не понявших пиратов (грифоны перекололи их, на время лишив возможностью пользоваться правыми руками, раньше, чем они ойкнуть успели). В общем, Осколок даже не подозревал, что подвергся абордажу.
***
Путь до капитанского мостика (боевая рубка тоже не была достроена) был долог. Но не потому, что абордажники встретили хоть какое-то сопротивление. Нет, за все время их пути им не довелось натолкнуться хоть на кого-то, кто успел бы выхватить свой клинок. Просто, Осколок был огромен: нормальные кораблестроители не зря оснащают свои сравнимые по размерам корабли движущимися дорожками. А еще только тут Осколок соизволил заметить абордажников, и очень им удивился, поначалу даже не признав в этой толпе разряженных грифонов со шпагами и покрытых боевой раскраской волков с топориками тех, кто пришел по его хвост. Что, собственно, и позволило абордажной партии проникнуть на мостик: пока корабль возмущался и пытался отправить «бездельников» «заниматься своей работой» волки заблокировали одну из дверей рубки в открытом положении и завалились на мостик. Где их с недоумением встретила дюжина пиратов и восьмерка ожидающих в нишах хранения манекенов. Последние были немедленно выведены из строя топориками волков. Это заставило отребье понять то, что же теперь тут происходит: пираты повыхватывали мечи.
Первыми в бой вступили грифоны. Они ловко орудовали своими шпагами, и за считанные секунды превратили восьмерку пиратов из бойцов в стонущих от боли ничтожеств, пытающихся, зажимая раны, отползти из-под ног сражающихся. Осталось четверо. Трое из них, два дракона и грифон, бились отчаянно и умело: уже сами грифоны, потеряв двоих раненными, отступили, и окружив эту опасную троицу, заняли выжидательную позицию. Волкам тоже лезть на мечи пиратов не хотелось: видно было, что уж нескольким из стаи придется попробовать металла. Четвертый же пират не сражался и, даже, оружия в руки не взял – этот коричневый грифон с белыми головой и животом и вкраплениями фиолетовых перьев на груди и в крыльях отступил в угол рубки, и отстраненно наблюдал за происходящим.
- Прочь с моего мостика, рабы! - первым молчание боя нарушил Осколок. В тоне корабля отчетливо читались возмущение и обида, - Сейчас я соберу парней и манекены!..