В этот вечер вся семья собралась у очага, где в огромном горшке варилась на медленном огне похлёбка из копчёной селёдки, кусочков лососины и картофеля. Маастер Герсебом, сидя в высоком деревянном кресле, плёл сети, чем он обычно занимался, когда не находился в море или в сушильне. Это был суровый моряк с красным обветренным лицом, рано поседевший, хотя и был в расцвете лет. Его сын Отто, рослый четырнадцатилетний мальчик, как две капли воды похожий на отца, по всей видимости должен был стать впоследствии таким же умелым рыбаком. А сейчас он пытался постигнуть тайну «тронного правила», испещряя цифрами маленькую графитную доску. Его большая рука казалась куда более приспособленной для управления веслом, чем для такой работы. Эрик, склонившись над обеденным столом, с увлечением читал толстую книгу по истории, взятую у господина Маляриуса. Рядом с ним Катрина Герсебом, добродушная женщина, спокойно сучила пряжу, а белокурая Ванда, девочка десяти — двенадцати лет, сидя на низкой скамейке, усердно вязала толстый чулок из красной шерсти. У её ног спала, свернувшись клубком, большая жёлтая собака с белыми пятнами и курчавой, как у барашка, шерстью.
Молчание не нарушалось по крайней мере в течение часа. Медная лампа, в которую был налит рыбий жир, ровно освещала своими четырьмя фитилями все уголки этого мирного жилища.
По правде говоря, молчание начало тяготить матушку Катрину, уже несколько раз порывавшуюся развязать язык.
Наконец она не выдержала больше:
— Хватит работы на этот вечер, — сказала она. — Пора ужинать!
Не возразив ей ни слова, Эрик забрал свою толстую книгу и пересел к очагу, а Ванда, отложив вязанье, направилась к буфету, чтобы достать тарелки и ложки.
— Так ты говоришь, Отто, — продолжала матушка Катрина, — это наш Эрик сегодня хорошо ответил господину доктору?
— Хорошо ответил? Он говорил, как по книге читал, честное слово! — восторженно воскликнул Отто. — Я даже не понимаю, откуда он это все узнает. Чем больше доктор спрашивал, тем больше он отвечал! А слова у него так и лились! До чего же был доволен господин Маляриус!
— И я тоже была очень довольна, — серьёзно сказала Ванда.
— Понятно! Мы все были рады! Если бы вы, мама, только видели, как мы сидели, разинув рты! Мы боялись только, как бы нас тоже не вызвали! А он ничуть не боялся и отвечал доктору, как отвечал бы нашему учителю!
— Подумаешь! Господин Маляриус стоит любого доктора и уж знает он, конечно, не меньше! — сказал Эрик, смутившись от того, что его хвалили при всех.
Старый рыбак удовлетворённо улыбнулся.
— Ты прав, малыш, — сказал он, не выпуская работы из своих мозолистых рук. — Господин Маляриус заткнул бы за пояс, если бы захотел, всех городских докторов. К тому же он не разоряет своей учёностью бедных людей!
— А разве доктор Швариенкрона кого-нибудь разорил? — с любопытством спросил Эрик.
— Гм!.. Гм!.. Если этого не случилось, то уж не по его вине! А я вам скажу, и можете мне поверить, что я глядел без всякого удовольствия, как строилась его фабрика, которая теперь коптит на берегу фьорда. Мать может вам подтвердить, что раньше мы сами изготовляли рыбий жир и выручали за него в Бергене по сто пятьдесят и даже по двести крон в год! А теперь баста! Никто уже не захочет покупать неочищенный рыбий жир, или же за него дают так мало, что не стоит даже тратиться на дорогу. Только и остаётся, что продавать тресковую печень на фабрику. И, бог свидетель, управляющий доктора всякий раз норовит взять подешевле. Мне едва удаётся выручить за неё сорок пять крон, а труда затрачиваешь в три раза больше, чем раньше… Так вот, я и говорю, что это несправедливо. Уж лучше бы доктор лечил своих больных в Стокгольме, чем лишать нас ремесла и отнимать заработок.
Все умолкли после этих горьких слов. В течение нескольких минут слышался только стук тарелок, расставляемых Вандой, между тем как мать её выкладывала кушанье да глиняное глазированное блюдо весьма внушительных размеров.
Эрик глубоко задумался над словами маастера Герсебома. Смутные возражения возникали в его уме, но он был слишком прямодушен, чтобы не высказать свои мысли вслух.
— Мне кажется, отец, что вы вправе жалеть о доходах прошлых лет, — заметил он. — Но не совсем справедливо обвинять в их уменьшении доктора Швариенкрона. Разве его рыбий жир не лучше, чем наш?