— Больше, чем разумное!.. Вашими устами говорит сама мудрость, господин доктор! — воскликнул маастер Герсебом, окончательно побеждённый столь вескими аргументами. — Вот что значит быть учёным, — продолжал он, качая головой. — Неграмотного человека переубедить нетрудно. Но как все это рассказать моей жене?.. А когда бы вы хотели забрать с собой малыша?
— Завтра! Я ни на один день не могу откладывать возвращение в Стокгольм.
У маастера Герсебома вырвался вздох, похожий на сдавленное рыдание.
— Завтра… так быстро! — сказал он. — Ну что же, чему быть, того не миновать. Пойду поговорю с женой.
— Хорошо. Посоветуйтесь также и с господином Маляриусом. Вы убедитесь, что он разделяет моё мнение.
— О, в этом я не сомневаюсь, — ответил рыбак с печальной улыбкой, он пожал доктору руку и удалился, погруженный в раздумье.
Вечером доктор Швариенкрона снова направился к дому маастера Герсебома. Он застал всю семью в сборе, но здесь уже не чувствовалось вчерашней умиротворённости и покоя. Отец молча сидел поодаль от очага, опустив руки, не привыкшие к праздности. Катрина прижимала к себе Эрика, и глаза её были полны слез. У мальчика, взволнованного неожиданной переменой своей судьбы, горели щеки и взор был затуманен грустью. Ему жаль было расставаться со всем, что он любил; и он не знал, радоваться ли ему или горевать. Маленькая Ванда уткнула голову в колени отца. Видны были только её длинные золотистые косы, тяжело падавшие на хрупкие худенькие плечи. Отто, не менее других взволнованный предстоящей разлукой с Эриком, не отходил ни на шаг от своего приёмного брата.
— Какие вы все грустные и расстроенные! — воскликнул доктор, остановившись на пороге. — На ваших лицах написано такое горе, словно Эрику предстоит невероятно опасная и далёкая экспедиция. Не стоит печалиться, друзья! Стокгольм ведь не на другом полушарии, и мальчик уезжает от вас не навсегда! Он будет вам часто писать, в этом я не сомневаюсь. Ведь многие мальчики покидают родной дом, отправляясь в колледж. Эрик вернётся к вам через два года повзрослевшим и образованным. Он изменится во всех отношениях только к лучшему. Право же, не стоит горевать. Поймите, что это неразумно!
Матушка Катрина встала. Во всем её облике чувствовалось врождённое достоинство, свойственное крестьянкам северных стран.
— Господин доктор, бог свидетель, как я благодарна вам за всё, что вы делаете для нашего Эрика, — сказала она, — но не стоит нас укорять за то, что мы огорчены его отъездом. Герсебом объяснил мне, что разлука необходима. Я вынуждена подчиниться, но не требуйте, чтобы мы отнеслись к ней легко и без сожаления.
— Мама, я не поеду, если это вас так огорчает! — воскликнул Эрик.
— Нет, нет, дитя моё, — возразила добрая женщина, обнимая его. — Образование пойдёт тебе на пользу, и мы не вправе лишать тебя его! Поблагодари же, мой сын, господина доктора, который хочет тебя сделать учёным, и постарайся доказать своим прилежанием, как ты ценишь его заботы.
— Да что вы, что вы! — сказал доктор, очки которого как-то странно помутнели. — Уж не хотите ли вы, чтобы и я расчувствовался? Поговорим-ка лучше о наших делах. Вы же знаете, что мы должны выехать рано утром. Успеете ли вы все приготовить? Говоря «все», я имею в виду только самое необходимое. Мы доедем на санях до Бергена, а там пересядем в поезд. Эрику нужно дать с собой немного белья. Остальную одежду он получит в Стокгольме…