— Ну, конечно, бедный малютка! — ответила хозяйка, смахивая слезы, навернувшиеся при этих воспоминаниях. — И ведь это в самом деле наше дитя, раз мы его усыновили. Я даже не знаю, зачем господину Маляриусу понадобилось говорить, что он нам не родной.
И славная женщина, глубоко возмущенная этим, принялась в сердцах вертеть свое веретено.
— Правильно, — подтвердил Герсебом, — разве это касается кого-нибудь, кроме нас?
— Вы правы, — миролюбиво сказал доктор, — но незачем обвинять Маляриуса в болтливости. Во всем виноват я один. Это я попросил его рассказать мне по секрету историю ребенка, так поразившего меня. Маляриус не скрыл, что Эрик считает себя вашим сыном и что в Нороэ давно уже все забыли, откуда он взялся. Вы же видите, что я вел этот разговор в отсутствии мальчика и попросил отправить его спать вместе с Отто и Вандой… Вы говорите, что ему могло быть семь или восемь месяцев в то время, когда вы его нашли?
— Около того. У него было уже четыре зуба, у этого разбойника, и я уверяю вас, что он довольно быстро их пустил в ход, — сказал, смеясь, Герсебом.
— О, это был замечательный ребенок, — живо подхватила Катрина, — такой беленький, упитанный крепыш! А какие ручки и ножки — стоило на них поглядеть!
— А как он был одет? — спросил доктор Швариенкрона.
Герсебом ничего не ответил, но жена его оказалась менее сдержанной.
— Как маленький принц! — воскликнула она. — Представьте себе, господин доктор, пикейное платьице, обшитое кружевами, шубка на шелковой подкладке — не хуже, чем у настоящего королевского сына, плиссированный капор и белый бархатный конверт. Все самое красивое! Впрочем, вы в этом сами можете убедиться: я сберегла его вещицы в целости и сохранности. Вы же понимаете, что мы не стали во все это наряжать малютку. Я отдала ему платьица, из которых вырос Отто, а потом они перешли к Ванде. Приданое малыша здесь, и я вам его сейчас покажу.
Говоря это, честная женщина опустилась на колени перед большим дубовым сундуком со старинным запором, подняла крышку и стала в нем усердно рыться. Один за другим она извлекла оттуда все названные предметы и с гордостью развернула их перед доктором. Там были также тончайшие батистовые пеленки, роскошный кружевной чепчик, маленькое шелковое одеяльце и белые шерстяные носочки.
Доктор тотчас же заметил, что все эти вещицы были помечены изящно вышитыми инициалами «Э. Д.»
— «Э. Д.»! Потому-то вы и назвали мальчугана Эриком? — спросил он.
— Вы угадали, — ответила Катрина, у которой от этого занятия повеселело лицо, между тем как у ее мужа оно, напротив, помрачнело. — А вот это самая красивая вещица. Она была у него на шее, — добавила Катрина, вытаскивая из тайника золотое колечко для зубов. Оно было украшено кораллами и висело на тонкой цепочке.
На нем были выгравированы те же самые инициалы Э. Д., обрамленные латинским изречением: Semper idem.