Тьма - всего лишь родная сестра Света...
Тай Зао возвращался домой с охоты. Добычи было много, и он предвкушал, как Манья станет его хвалить: два зайца, куропатка и три большие вяленые рыбины, выменянные у рыбаков на вторую куропатку. Тао прошелся по берегу моря и собрал немного мелких ракушек и камешков с дырочками - для жены, она вплетала их в свое вязанье. Еще подобрал парочку больших коряг, выброшенных волнами - если это плотное дерево как следует просушить, оно будет долго гореть, отдавая тепло. Он обернул разлапистые коряги длинными лентами водорослей, которые тоже пригодятся в хозяйстве, и запихнул в два мешка, приладив их к седлу. На обратной дороге он наткнулся на кустики морского винограда и срезал их ножом, а потом заметил белеющую в траве россыпь грибов эринги, которыми заполнил еще один мешок.
Тао понимал, что ему просто повезло - обычно он упускал свою удачу. Тао был плохо приспособлен к хозяйственным делам, поэтому часто огорчал Манью, которая беззлобно ругала его косоруким, и сама исправляла все огрехи. Тао был не слишком силен и плохо стрелял из лука, к тому же отличался мечтательностью и рассеянностью, но Манья любила его всем сердцем, а он просто обожал свою красавицу-жену, которая, казалось, ничуть не постарела за те двадцать лет, что они провели вместе.
Манья была дочерью вождя племени, а Тао происходил из такой бедной семьи, что собрать выкуп нечего было и думать. К тому же вождь собирался выдать дочь замуж в соседнее племя. Поэтому шестнадцатилетние Манья и Тао сбежали в степь, где провели месяц, а когда похолодало, вернулись с повинной. Вождю ничего не оставалось, как признать их брак, но видеть блудную дочь он больше не желал, так что пришлось молодым покинуть племя и поселиться на отшибе. Но кое-какое приданое вождь все-таки дочери выделил. Постепенно они обросли хозяйством: завели кур, двух лошадей, пару собак и небольшое стадо коз во главе с воинственным козлом, который выполнял сторожевые обязанности лучше любой собаки: не боялся волков, а однажды даже сбил рогами и затоптал копытами орла, который пытался унести курицу.
Манья вычесывала козью шерсть, пряла ее и потом вязала деревянным крючком пояса, налобные повязки, носки и рукавицы, которые меняла в племени на разные нужные в хозяйстве вещи. Шерсть у коз была разная: белая, черная, рыжая и серая, так что получалось очень красиво и нарядно, к тому же Манья умела соком ягод красить белую шерсть в красный цвет. За вязаньем она часто пела, и Тао забывал обо всем, слушая ее сильный и чистый голос и любуясь неторопливыми движениями ее тонких пальцев, а иногда принимался расчесывать густые и длинные волосы Маньи, заплетая их в множество косичек.
Жалела ли Манья о том, что связала свою судьбу с Тао? Ведь он был, казалось, таким никчемным мужем! Нет, не жалела. И не обращала внимания на злословье сестер: кулемошный, растяпистый, ни два - ни полтора; ни пришей - ни пристегни! Даже ребенка не смог заделать! Смог-то он смог, но ребенок не выжил, а больше у Тао и Маньи не получалось, как они не старались. Но они смирились: значит, такова воля богов. Тао и Манья любили друг друга настолько нежно и трепетно, словно были последними возлюбленными этого мира, и страсть их не угасла за двадцать лет.
Тао тоже был красив - красотой тонкой и изысканной, которую его соплеменники не понимали, считая красавцами ражих черноволосых здоровяков. А у Тао были светлые волосы, зеленые глаза, бледная кожа и изящное телосложение. Манья же считала, что краше Тао во всем мире никого нет. К тому же у него был один особый талант - он-то в свое время и зачаровал юную Манью.
Если бы Тао знал, что такое поэзия, то называл бы себя поэтом, но таких слов и понятий в его мире не существовало, зато было прозвание "халапса", которое давали рассказчикам историй-ульгэров. Халапсы бродили по степи от одного племени к другому, чем и зарабатывали на жизнь. Ульгэры бывали разные: о предках и битвах, о любви и изменах, о демонах и духах. Но за те ульгэры, что сочинял Тао, ему никто и сухой лепешки бы не дал, потому что вряд ли бы понял - да вовсе и не ульгэры это были! Но Манья понимала. Тао был очень чувствителен к красоте мира - ее он и воспевал. Слова приходили к нему сами, и он не всегда даже понимал их значение. Иногда Тао пел, когда Манья вязала, тогда она обязательно добавляла к узору красную нить, и эти пояса и налобные повязки ценились особенно высоко, потому что исцеляли носивших их от разных хворей.
Вот и сейчас Тао вел под уздцы нагруженную лошадь и пел. Вернее, произносил нараспев слова, которые словно цветы расцветали у него в голове:
Белая птица гнезда не совьет,
Лодка не выйдет в море.
Что за сражение в небе идет?
На радость нам иль на горе?
Темные крылья коснулись земли,
Светлые крылья - ввысь вознесли...
Пока Тао пел, в небесах, казалось, и в самом деле происходило сражение: вдалеке сверкали молнии, но грома не было слышно. Одна из молний ударила совсем близко, но так же беззвучно. Вдруг лошадь остановилась и заржала, ударяя копытом.
- Что случилось? - спросил Тао, оглядываясь. - Волки?