Качество снимка оставляло желать лучшего. Из-за искаженной цветопередачи бородатое лицо ревнивца казалось неестественно-розовым, как после пьянки. А глаза из-за недостаточного разрешения камеры выглядели безжизненными пуговицами: ни зрачков в них не разглядеть, ни белков. Да и выражение, с которым этот субъект предстал перед объективом, нельзя было назвать ни приятным, ни дружелюбным.
Но все это были не баги, но фичи. Иначе говоря, так и задумывалось — изобразить предполагаемого недруга и соперника Попришкина неким отвратительным существом, не вполне даже человеком. Валера понял это сразу. Как и то, что именно следует с полученной фотографией делать.
Снимок Валера выложил сперва в «Твиттере», затем в «Инстаграме». В последнем случае сопроводив его комментарием: «Вот он — настоящий убийца Мартины. Так его припекло, когда моя покойная любовь его отшила. Но не угомонился, будь он неладен! Люди, у которых куча денег, вообще-то не привыкли уступать, смиряться с поражением. Тем более органы с этой мразью заодно. Все так. Но и я сдаваться не намерен».
Имя и фамилия «мрази» прилагались. Их Попришкин узнал из того же электронного письма, с которым принесло фотографию.
Без внимания других юзеров сообщение с фотографией не осталось. Комментарии и ответы валили валом, Валера не успевал на них откликаться.
Прошло еще два дня. Два дня, основным занятием на которые для Попришкина стали гневные посты. Смартфон и планшет едва успевали заряжаться, даром что эксплуатировал их Валера по очереди. Что-то подсказывал своему подопечному голос безвестного инструктора, доносящийся из гарнитуры. Но чаще Попришкин справлялся сам, входя в раж и временами даже забывая, что роман их с покойной Мартиной, газетами измусоленный, на деле был таким же настоящим, как грудь чуть менее, чем любой голливудской кинодивы.
А потом добровольного затворника впервые побеспокоили. Долго звонили в дверь, но Валера не открыл. И даже не соблаговолил подойти, заглянуть в глазок. Так и сидел на диване не шелохнувшись. И потому не узнал тогда даже, кто именно пожаловал к его порогу: то ли из полиции, то ли из прокуратуры люди… а то ли богатенького мстительного хахаля Мартины с молодчиками принесло.
Несколько позже Попришкин догадался, что приходили к нему таки из прокуратуры. Не иначе, хотели вызвать на допрос. Прийти к такой догадке Валере помогла повестка, обнаруженная в почтовом ящике рядом с квитанцией на оплату услуг ЖКХ и бумажным спамом.
С тем же успехом повестку могли бросить и в мусорный бак. Попришкин помнил о наставлениях Илоны Макси и отступать от них, идя навстречу следствию, не собирался. Зато коммуналку оплатить стоило. Не то, чего доброго, могли отключить электричество или воду. Для человека, запершего, скрывшего себя от враждебного мира в четырех стенах, лишиться благ цивилизации было бы смерти подобно. Ни дать ни взять, удар в спину… или ниже пояса.
Произведя оплату через ближайший банкомат, по возвращении к своему подъезду Валера встретил давешнюю знакомую. Журналистку, со второй попытки сумевшую подбить его на интервью. Не иначе, жила эта особа тоже где-то поблизости, потому и охотиться на Попришкина ей было легче. Результативнее.
Живо смекнув, что это встреча — шанс не столько для самой журналистки, сколько для него, Валера тут же, на лавочке у подъезда, сподобился небольшому интервью. Где выложил примерно то же самое, что до сих пор изливал в Интернете. Что убийца не он, а то бородатое мурло на джипе. Что оное мурло ему, Попришкину угрожало. И что, наконец, власти бессовестно скрывают правду. Играя на стороне истинного виновника убийства Мартины и пытаясь втоптать в грязь невинного человека.
«Не знаю, сколько я еще протяну, — сказал Валера в конце интервью, — но и плясать под их дудку не собираюсь».
Опубликовали это интервью или нет, Попришкин не знал. Зато без последствий не обошлось. Уже на следующий день Валера узнал, что объявлен в федеральный розыск. Заодно полюбовался на свою фотографию, попавшую в телевизор. Или, скорее, ужаснулся. Фотография-то была черно-белой, а лицо на ней — мрачным, бледным и каким-то болезненно-недовольным. Оставалось только гадать, где работники прокуратуры раздобыли этот снимок. На работе Попришкина? В паспортном столе? Или в какой другой конторе, где он мог оставить свой след?
Еще дня через два у здания прокуратуры случился митинг. По телевидению о нем не сообщали, а видеозапись с места событий Валере прислал вестимо кто по электронной почте.
Народу на митинге было — кот наплакал. Три десятка пенсионеров, из которых несколько зачем-то приволокли кумачовые знамена и портреты давно почивших в бозе советских вождей. Еще какой-то бойкий старичок притащил аккордеон и теперь аккомпанировал действу гражданской активности, придавая ему налет праздничности.
Компанию пенсионерам, как заметил, просматривая видео, Попришкин, составила пара хипстеров в своих узнаваемых прикидах — сколь нелепых, столь же и не дешевых. Но эти двое не столько принимали участие в собрании, сколько крутились рядом и снимали. Позировали, выделываясь друг перед дружкой, запечатлевая то митингующих, то себя на их фоне, то просто себя.
К чести работников прокуратуры, к митингующим они отправили парламентера. Девушку в голубом кителе и такого же цвета облегающей длинной юбке. Но ей не дали сказать ни слова — освистали и обругали нестройным, но громогласным хором. Особенно постарался высокий старикан в кепке. «Потаскуха ты! — возопил он хорошо поставленным голосом, выдававшим сценическое прошлое, — как самой-то не стыдно? Невинного человека за решетку упекать! А все бандиты! Слышишь, бандиты вертят вами как хотят!»
И поднял над головой плакат с грубо нанесенной надписью: «Свободу Валерию Попришкину!» Как будто вышеназванный Попришкин уже томился в узилище, а не смотрел запись митинга, сидя на диване у себя дома.
Впрочем, вот тут зарекаться точно не стоило. Ибо еще дня через три терпение властей иссякло.
Группа захвата из бойцов ОМОНа прибыла к дому, где жил Попришкин, глубокой ночью. Самое то время, чтобы проворачивать разные темные делишки. Как и противодействовать оным.
Все необходимые ордеры у прибывших имелись. Поэтому омоновцы не церемонились: железную дверь в квартиру вскрыли автогеном. Не составило труда и обнаружить хозяина, ради ареста которого группу захвата прислали. Более чем предсказуемо Попришкин обнаружился в единственной комнате. Где был разбужен короткими громкими окриками и ярким светом нескольких фонарей.
Едва Валера открыл глаза и привстал, как его, не успевшего толком проснуться, сбросили с кровати на пол. И уже затем включили в комнате свет, а на самого Попришкина надели наручники.
— Вот все-таки правильно говорят: дерево лучше прятать в лесу, — сухо, но в то же время с легкой, почти аристократичной усмешкой проговорил единственный человек в штатском — в квартиру он прошел вслед за ОМОНом, — дерево в лесу… а вещь на самом видном месте. А то его, понимаешь, в розыск объявили по всей стране. Пока он дома отсиживается.
Из всех незваных ночных гостей в квартире Валеры Попришкина, человек в штатском, похоже, был единственным, кто обладал даром речи. Вот и вел беседу сам с собой — одновременно прохаживаясь эдак по-хозяйски по комнате и шаря цепким взглядом по деталям обстановки.
Остановив ненароком взор на смартфоне, лежавшем на тумбочке рядом с кроватью, человек в штатском распорядился:
— Прихватить в качестве улики. В Интернет наш клиент похоже, через эту штуку выходил.
Услышав эти слова, Попришкин позволил себе хоть осторожный, но вздох почти облегчения. Радуясь уже тому, что ни бойцы группы захвата, ни их говорливый начальник не догадались о планшете. И вообще о том, что выходить в глобальную сеть один и тот же пользователь мог необязательно через одно-единственное устройство.