Еще Попришкин успел приметить винт — вернее, размытое пятно, в которое оный превратился, крутясь со скоростью, недоступной человеческому зрению. Крутился винт как раз над комнатой-кабиной.
Вежливое, но настойчивое покашливание, услышанное краем уха, заставило Валеру оторваться от иллюминатора, от созерцания винта и облаков. Попришкин обернулся, чтобы… запоздало и мысленно отругать себя за невнимательность. Как говорится, слона-то он пропустил. Поскольку не был единственным пассажиром на этом воздушном судне.
Начать с того, что диванчиков, на одном из которых спал Валера, в кабине находилось целых четыре. Они были выстроены вдоль стен, образуя квадрат. В центре квадрата еще находился небольшой столик — не иначе, для выпивки-закуски. Но не столик обратил на себя внимание Попришкина.
На одном из диванчиков терпеливо сидели его почти уже близкие знакомцы: Илья Котовский-Минин и Илона Алиса Макси. Сидели не рядышком дружно, как еще зачем-то обратил внимание Валера, и точно не в обнимку, а на расстоянии почти в полметра. И потому менее всего напоминали любовную парочку на свидании. Даром, что были мужчиной и женщиной.
— Здра… здравствуйте, — осторожно, даже робко проговорил Попришкин. Сказать что-то менее банальное и по делу ему в голову не пришло.
— Да-да, здоровье лишним не будет, — с какой-то легкой, но ощутимой меланхолией изрек Минин. А напарница его улыбнулась.
— Я думаю, для склероза вам рановато, уважаемый клиент, — произнесла она тоном вежливым, но не без издевки в словах, — а еще искренне надеюсь, что никакую травму, способную отшибить память, вам не нанесли. Ни наши люди, ни ваши церберы с корочками… за последних я поручиться не могу, увы.
— Проще говоря, напоминать вам об аресте излишне, — перебил это краснобайство Илья Минин, — и про то, как вас отбили — тоже. Помните вы все это, ведь так?
— Ну да, — согласился Валера, хоть и без уверенности в голосе, без энтузиазма, — стрельба… взрыв. Приятно, конечно, что ради меня вы это устроили… просто полноценная война… маленькая, правда.
— А вы как думали, — важно молвила Илона Макси, — мы за клиента горой. И в омут, и в огонь готовы за ним лезть, чтобы вытащить…
— …пока не исполним все обязательства перед ним, разумеется, — счел нужным внести это уточнение Котовский-Минин.
— И вот смотрите, — снова взяла слово рыжеволосая Макси, обращаясь к Валере, — слава у вас уже есть…
Попришкин с готовностью кивнул.
— …популярность, вроде бы, тоже. Здесь вы и сами неплохо постарались. Эта ваша активность в Интернете, в социальных сетях… В глазах по крайней мере тамошнего… хм, контингента вы из убийцы превратились в жертву несправедливости. Если не в борца с нею.
— Мне кажется, не «тамошнего» уже не осталось, — зачем-то сказал или, скорее, подумал вслух Валера, — в Интернете нынче кого только нет.
На это Илона Макси только пожала плечами. А затем продолжила:
— Остаются власть и деньги: два явления, на взгляд многих — неразлучная пара. Кто богат, у того и власть, а кто при власти, тому легче обогащаться.
— Только, боюсь, у вас на родине получить и то, и другое не выйдет, — сказал Илья Минин, — и даже по отдельности… по крайней мере, пока. Люди в погонах не дремлют, пресекать такие поползновения им не впервой.
— Мы… даже мы вызволили вас с трудом, — добавила его рыжеволосая коллега, — хотя бы спасли от неба в клеточку. А что уж говорить о большем.
— Так что взвесили мы все «за» и «против»… — начал Минин, а Илона Макси продолжила.
— …и теперь этот красивый, и, признаться, удобный вертолет несет нас прочь. Подальше от ваших родных берез и осин.
— А куда, если не секрет? — осмелился поинтересоваться Попришкин.
Илона Макси только усмехнулась: какие, мол, секреты. А Илья Минин ответил вслух, пускай и не слишком обстоятельно:
— Свободная Республика Нумбези.
— Свободная? — переспросил Валера, которого столь пафосное название, да произнесенное с нотками торжественности, помимо желания пробило на сарказм, — и как оно? Сильно свободная?
— Ну… примерно в той же степени, в какой популярные сорта колбасы сделаны из мяса, — так ответила на его вопрос Илона Макси.
— По крайней мере, независимая, — изрек в свою очередь Котовский-Минин, — вот уже почти полвека. Хотя счастья ей это не принесло, скажем откровенно.
— Ну, будь это иначе, разве наш фонд ею бы заинтересовался, — чисто риторически вопрошала рыжая Макси, — присаживайтесь поближе, уважаемый клиент. Я объясню вам расклад.
С какой-то робкой, опасливой медлительностью, точно малолетка на приеме у гинеколога, Попришкин подошел и устроился на том же диванчике, что и сотрудники фонда Джорджа Стофеля. Пододвинувшись к нему поближе, Илона Макси тронула пальцем айпад, лежавший у нее на коленях. На экране возникла картинка — фрагмент политической карты мира, усыпанной разноцветными пятнами. Данный фрагмент включал лишь один из континентов: Африку. А пункт назначения — страна под названием Нумбези — была выделена на нем жирным контуром.
— В Нумбези проживает две крупных народности, — начала Макси, тоном напомнив Попришкину не то гида на экскурсии, не то лектора, — нумбы и зизы. Собственно, они и дали название этому государству.
Обе народности вместе, плечом к плечу, боролись за независимость. Но когда ее добились — тут-то и возникли у них разногласия. Нумбы… по крайней мере, их верхушка, ратовали за то, чтобы продолжать сотрудничество с бывшей метрополией, Францией. Как и вообще налаживать контакты с цивилизованным миром. Что касается зизов, то у них был прямо противоположный интерес. Как-то рьяно они взялись за возрождение родного языка, традиционных племенных культов… ну и обычаев, разумеется. В том числе тех, что допускали каннибализм.
То, что нумбы почти поголовно приняли католичество, переняли французскую речь и моду, зизами воспринималось как предательство. А то, что благодаря этой своей гибкости нумбы и в бизнесе больше преуспевали, и образование получали вкупе с более высоким общественным статусом, только усиливали к ним ненависть. Приправляя ее завистью. Так что очень скоро в Нумбези запахло жареным.
Палец Илоны Макси вновь скользнул по экрану айпада, и фрагмент карты сменился фотографией — черно-белой и не слишком четкой. Впрочем, главное разглядеть на ней было можно. Неизвестный, но несомненно храбрый фотограф запечатлел церковь. Точнее, типичный католический костел: кирпичный, угловатый. Культовое сооружение горело… но кому-то похоже, этого было мало. На переднем плане, на фоне костела стоял чернокожий человек. Камера зафиксировала тот момент, когда он, размахнувшись, метнул в направлении горящей церкви бутылку. Причем вряд ли с пепси-колой, пивом или иной, пригодной для питья, жидкостью.
— А потом случился военный переворот… бескровный, — сообщил, вклиниваясь в рассказ коллеги, Илья Минин. Последнее уточнение, не иначе, показалось ему позарез необходимым.
— А разве так бывает? — зацепился за него и просто-таки с демонстративной недоверчивостью поинтересовался Валера Попришкин.
— Почему нет, — ответила ему Илона Макси, — если учесть, что члены кабинета министров и депутаты парламента, представлявшие народность зизов, а также их охранники и наиболее верные сторонники были, кто повешен, кто забит до смерти бамбуковыми палками, а кто убит отравляющими газами — тогда и впрямь не пролилось тогда ни капли крови. Разве нет?
Ответить на последний вопрос Попришкину было нечего. Доводы собеседницы буквально сразили его наповал.
А Илона Макси продолжила знакомить клиента с Нумбези. Новое легкое движение пальца — и предыдущая фотография на экране айпада сменилась другой. Портретом могучего чернокожего мужчины в военном мундире… парадном, судя по целой россыпи украшавших его орденов и медалей.
Непокрытая голова чернокожего богатыря была лысой и блестела как шар для боулинга. Лицо — суровым, даже чуточку диким. Губы вытянулись… нет, не в улыбке, скорее, в оскале. И совсем неуместно на этом фоне смотрелись очки: простые, круглые, в толстой черной оправе. Их этот звероподобный нумбезиец как будто отнял у отличника-пятиклашки.