Но на этот раз что-то, связанное с вопросами и образами, было другим. Если прежде он воспринимал их как часть творческого процесса, как кошмары, то теперь они действовали на него. Он стал замкнутым, раздражительным и ощущал полное одиночество.
Ни одно дело не было столь запутанным — возможно, умышленно, — представляя собой одновременно головоломку и американские горки. Оно было лишено логики, и, вероятно, на это и делался расчет. С самого начала вопросов было больше, чем ответов, и их число с тех пор лишь возросло. Ответы либо трудно было получить, либо их просто не существовало.
Количество подозреваемых тоже продолжало расти. Каждый раз, когда чей-то перст указывал в одном направлении — на египтянина, на водителей автобуса, на одного серийного убийцу, на нескольких серийных убийц, на некоего американца, на наркодельцов, на полицию, — кто-то переводил его на новое направление. А правоохранительные органы палец о палец не ударили.
Страшно сказать, но Фрэнк почти мечтал о том, чтобы все оказалось просто: чтобы был один серийный убийца или даже несколько. Альтернативой было, как он опасался, нечто намного худшее. Серийным убийцей мог быть кто угодно. Кроме протестующих женщин, остальные, похоже, были готовы терпеть сотни убийств, оправдывать их, желать, чтобы их замолчали. Со временем, если ничего не предпринять, жертв забудут. Единственное, что от них останется, — память родных, розовые кресты с быстро облезающей краской и с десяток гипсовых скульптур, которые были заказаны ради целей, которые Фрэнк теперь не совсем понимал.
Словно напоминая о том, что в Хуаресе все необычно и небезопасно, телохранители не отходили от него ни на шаг. Их присутствие нервировало и его, и остальных. Если официант, который принес ему стакан вина или сандвич, стучал в дверь, все четверо выскакивали, чтобы посмотреть, кто это. Фрэнк ощущал необходимость отделаться от телохранителей, пройтись одному из одного конца Хуареса в другой, почувствовать себя свободным в городе, но он не мог это сделать.
Франсиско предложил отвезти Фрэнка в их любимый ресторан «Барригас». Но Фрэнку хотелось в другое место, делать то, чего они обычно не делали, подальше от рутины Хуареса. Он предложил поесть чего-нибудь китайского. Один из телохранителей сказал, что знает одно место, которое называется «Мандарин Пэлэйс», однако второй счел это не очень хорошей затеей. Однако все пятеро сели в джип «Чероки» и покатили по Конститусьон, а затем по Висенте-Герреро.
Они приехали в «Мандарин Пэлэйс». Когда поглощали свою еду, то заметили, что за ними наблюдает мощного телосложения мужчина. Он поднялся, когда они собрались уходить, и потребовал, чтобы они рассказали, что здесь делают.
— Это полицейский, — шепнул Франсиско Фрэнку.
В первый раз в этот приезд Фрэнк видел физическое противостояние двух охраняющих закон организаций — полиция штата против федералов — и теперь был на другой стороне. Драчка между правоохранительными органами в Америке обычно связана с амбициями и желанием стяжать лавры за раскрытие преступления, но здесь в этой неприязни было что-то глубинное, злое, непримиримое. Как раскроешь преступление, когда идет внутренняя война?
Полицейский попросил предъявить удостоверяющие личность документы. Они уже вышли на улицу. Каждый из телохранителей достал свое удостоверение и поднес к лицу полицейского: один справа, один слева, а один спереди, чтобы закрыть ему обзор. В эту минуту Франсиско подал Фрэнку знак садиться в джип. Полицейский попятился.
— Ресторан принадлежит картелю, — сообщил ему Франсиско, когда автомобиль рванул с места. — Они не любят, когда сюда захаживают федералы.
Под одеялом
День восьмой
Был один из тех ярких дней в Эль-Пасо, которые Мишель Кромер особенно любила — свежий и ясный, с бесконечным небом, — когда она ехала через границу, чтобы навестить Фрэнка. Она припарковалась у «Холлидэй инн» и поднялась к нему в номер.
Всю неделю они разговаривали только по телефону, и сегодня она впервые должна была увидеть бюсты.
Когда она вошла в его затененную комнату, у Фрэнка в руках была глина — он работал над головой крупной черной женщины. Работа над двумя другими продвинулась довольно далеко. У одной были волосы до плеч и разделены прямым пробором, а у второй голова была чуть наклонена вправо, а волосы отделены от челки и зачесаны назад за уши. Для третьей Фрэнк плел косу.