— Мы едем в «У Люси», — сообщил он.
Ей вдруг захотелось выбраться из пикапа и бежать от запахов и от него. Нужно домой, пока не наступила глубокая ночь. Она дотронулась до лица. Она всегда так делала, когда нервничала, была расстроена или даже голодна.
— Почему ты так часто трогаешь свое лицо, linda? — спросил водитель.
Она отвернулась.
— Это все из-за носа, — отозвалась она и тут же пожалела об этом.
— А что с твоим носом? Он очень миленький.
— Нет, — возразила она и заколебалась. — Он не как у других.
Они подъехали к заправочной станции «Мобил». Свет дневных ламп был ярким и слепящим. Она сразу ощутила себя голой. Больше не было тени, где можно спрятаться. Она изо всех сил отворачивалась, но чувствовала его настойчивый взгляд.
— Неправда, — сказал он, прежде чем вылезти из машины.
Она медленно подняла глаза, посмотрела, как он уходит, а потом хихикнула. Даже если соврал, от его слов на душе стало теплее.
Оставшись одна, девушка поняла, что между нею и Калле-Дуарте никого нет. Нужно лишь открыть дверь и уйти. Это шанс. Но она за многие мили от знакомых мест — от автобусной остановки, от Пуэрто-Анапра. Автобус придется ждать часа два. А незнакомец ни за что не согласится везти ее назад в Виллелобос-Охо, поэтому придется идти пешком.
Под собой она ощущала мягкое кожаное кресло. После дня, проведенного на фабрике на ногах, ощущение — удивительное.
«Отдохну еще несколько секунд, — подумала она. — Просто съезжу с ним в „У Люси“, а потом он отвезет меня домой. Может, даже доберусь до дома раньше автобуса… да еще с комфортом и шиком».
Она поудобнее устроилась на кожаном сиденье. Вернулся незнакомец.
— Все еще здесь, миленький носик?
Она робко улыбнулась, но он этого не заметил.
— Я поеду с вами в «У Люси».
— Э?
Она повторила, но он заглушил ее ответ, хлопнув дверью. Прикурил сигарету и рванул машину на Калле-Дуарте. Она сосредоточилась на кусочке сосны, свисающем с зеркала заднего вида.
— Что это? — спросила она, указав на стоящую у него между ног бутылку. Он протянул бутылку ей.
— Текила.
Девушка неуверенно потянулась к бутылке и, прежде чем сделать глоток, почувствовала, как в нос ударил запах спиртного. Она закашлялась и едва не уронила бутылку. Мужчина постучал ее по спине, а когда она прекратила кашлять, рассмеялся:
— Ты молодец. Никогда раньше не пила?
Она покраснела и потянулась к лицу, но он перехватил ее руку еще до того, как та добралась до цели.
— Не надо, — пробормотал он. Потом добавил: — Он очень милый.
В эту минуту выражение его лица изменилось. Но почти мгновенно стало прежним. Он то показывает тепло и заботу, то отдаляется.
«В каждом мужчине живет два человека — тот, которого ты знаешь, и тот, которого тебе еще предстоит узнать».
Она снова хлебнула текилы, чтобы утопить в ней слова матери, свое лицо, свою работу. Во второй раз спиртное не показалось таким резким, его было легче глотать. И ей захотелось смеяться вместе с незнакомцем, когда он ей улыбался. Спиртное этому способствовало. Оно согрело ее — и изнутри, и снаружи.
Они въехали в переулок позади «У Люси», и она вопросительно посмотрела на него.
— Зайдем с заднего входа, — объяснил он.
Рядом с массивной металлической дверью стоял охранник. На большой вывеске возле двери было написано «NO SE PERMITE PISTOLAS».
«Хорошо, — подумала девушка, — никакого оружия».
Она чуть не упала, выходя из машины. Оказавшись на ногах, все больше ощущала, как кружится голова. До нее только сейчас дошло, что на ней заводская спецовка, покрытая пылью из цеха и с автобусной остановки. Она уже собралась дотронуться до лица, но вместо этого засмеялась.
— Ничего, что я войду в таком виде? — спросила она.
— Разумеется, — отозвался он. — Идем со мной, linda. Ты само совершенство.
Потребовалось всего три-четыре порции. Она так плохо держалась на ногах, что ему пришлось втаскивать ее в пикап. Когда выезжал в сторону Гуадалупе-Виктория, ему пришлось остановиться и поблевать. Мысли путались, и он не мог понять: то ли это от выпивки, то ли от того, что собирался сделать. Посмотрев на свои руки, он подумал, какой она будет на ощупь.
МЕКСИКА
Кошмар
Июнь 2003 года
Фрэнк привык к плохим снам. Они приходили в разное время и в разной последовательности. Их было три, и он привык жить с ними со времени убийства Анны Дюваль.
Сны возвращались один за другим, как старые знакомые — мужчина, висящий на дереве, мальчик, связанный, задушенный, обгоревший и с простреленным виском, мужчина, перерезанный поездом пополам, — особенно когда он работал над новым делом.