Маринетт задумчиво кусала карандаш. Напрасно она размышляла снова и снова, она по-прежнему не могла понять, как могла позволить себе впутаться в такую историю.
Она даже не знала, как всё началось.
Уже несколько недель они с Черным Котом регулярно во время встреч обменивались маленькими фактами из своей частной жизни. Тут и там бросая крохи информации, и пусть напарник позаботится быть достаточно внимательным, чтобы ничего не упустить.
Наверняка, идея принадлежала Черному Коту – на него это похоже. Воспользовался ли он случаем, когда Ледибаг неудачно раскрыла личную информацию, чтобы сделать то же самое – и снова в следующий раз? Или он всё спланировал с самого начала и сумел достаточно ее заинтересовать, чтобы втянуть в свою игру? Она уже не знала.
Правила установились сами по себе по мере обмена. Каждый был волен выдавать факты, какие угодно и как угодно. Зато никакой лжи и запрет задавать напарнику вопросы. Они не были обязаны делиться информацией при каждой встрече, но в интересах игры лучше не пропускать слишком много времени, не давая напарнику пищи для размышлений.
В любом случае, это была плохая идея, Маринетт была в этом уверена.
Поскольку, конечно же, цель этой игры в оставление следов состояла в том, чтобы первым раскрыть личность другого. О, следовало быть хитроумным. Не раскрыть слишком много, чтобы не облегчить задачу противнику, оставаться как можно более неопределенным, сопротивляться искушению поиграть с огнем, открыв что-нибудь слишком компрометирующее…
Плохая идея. Очень, очень, очень плохая идея.
Напрасно рассудок вопил, что это ребячество, что она ничего не выиграет, Маринетт знала: уже слишком поздно. Раскроет она или нет личность Черного Кота, она уже проиграла. Проиграла, поскольку Черный Кот неизбежно получит то, что хотел: по крайней мере один из них раскроет свою личность другому. И проиграла, потому что не могла остановиться. Теперь, сунув в конвейер один палец, она уже не могла отступить. Любопытство было сильнее нее, гордость тоже.
Она хотела выиграть.
Она хотела знать.
Маринетт снова принялась размышлять. Она уже собрала некоторую информацию, понемногу подбирая разбросанные напарником факты.
Он учился в коллеже, как и она. Он был хорошим учеником, отличным даже, по его словам. Тут она не была уверена, что может полностью ему доверять. Одним из правил было не лгать, но у Черного Кота порой проявлялась склонность приукрашивать истину, так что никогда не знаешь. Он много читал, но предпочитал видеоигры; он терпеть не мог вареную морковь, обожал помидоры, занимался спортом, но старательно избегал говорить, каким именно…
Маринетт испустила долгий вздох.
Какая идея…
Адриан ликовал.
За последние недели его жизнь стала потрясающе волнующей. Не то чтобы она уже не приняла интересный оборот, когда он принял маску Черного Кота, героя Парижа, но сейчас… Сейчас у него, наконец, появилась возможность разузнать, кто прячется под маской Ледибаг.
И, вдобавок ко всему, самым честным способом.
Это была игра – простая игра, которую он начал, не слишком в нее веря.
Вначале Ледибаг сильно протестовала, доказывая, что это ребячество, что у них есть более важные дела и темы для разговоров, вместо того чтобы тратить время на детские забавы. Но Черный Кот умел быть убедительным, когда хотел, и ему удалось заставить Ледибаг изменить мнение, открыв ей несколько сторон своей частной жизни и соблазнив возможностью узнать больше.
Любопытство его Леди было задето за живое, он тут же это заметил.
Что бы она ни говорила, она тоже хотела знать, кто прячется под маской напарника. После стольких месяцев сражений бок о бок, когда вверяешь свою жизнь в руки напарника, оба нуждались в ответах.
Он бережно хранил в уголке сознания всё, что узнал о своей Леди, радостно обдумывая все те мелочи, которые даже и не надеялся узнать о ней.
Она была его ровесницей. Наполовину китаянка, хотя он и не знал, по отцу или по матери. Впрочем, она не говорила по-китайски, что сильно усложняло семейные встречи. В тот день, когда Адриан это узнал, он чуть не признался, что у него зато нет никаких проблем с пониманием этого языка, но потом передумал. Вместо этого, он сказал, что любит видеоигры, попутно выиграв еще один факт, когда у нее непроизвольно вырвалось:
– А? Я тоже.
Его Леди теряла бдительность, и если она не будет осторожна, он скоро узнает, кто скрывается за ее маской.
Это невольное признание дало ему идею.
Идею, которую он без лишней скромности считал гениальной.
Он не имел права задавать напарнице прямые вопросы, но мог попробовать угадать информацию, наблюдая за ее поведением. Следовало тщательно выбрать, какие факты он собирается раскрыть – с единственной целью увидеть, как Ледибаг отреагирует на его слова. Может быть, она еще раз невольно выдаст какую-нибудь информацию.
Адриан прекрасно сознавал, что это не совсем честная игра, но это не было и жульничеством. Ледибаг тщательно следила, чтобы не выдать ему больше одного факта за встречу, и поскольку на его вкус дело продвигалось недостаточно быстро, Адриан доставлял себе удовольствие собрать столько информации, сколько возможно. Даже если приходилось использовать обходные пути.
Адриан много размышлял и начал разрабатывать план нападения. Учитывая количество девочек-подростков, живущих в Париже, ему следовало действовать методом исключения, максимально сузив круг поиска.
Он решил не сосредотачиваться на азиатских корнях напарницы, поскольку вполне возможно, что из-за причуд генетики ее смешанная кровь не настолько заметна, как он мог бы подумать. У нее были черные волосы и слегка миндалевидные глаза, но он не мог останавливать каждую девушку, обладающую этими чертами, и спрашивать, не является ли один из ее родителей китайцем.
Нет, он ни на мгновение не станет останавливаться на внешних данных.
Вместо этого его стратегия заключалась в том, чтобы начать с установки географической цели. Надо было узнать, в каком квартале она живет, а еще лучше – в каком коллеже или лицее учится. Адриан был почти уверен, что Ледибаг не в его коллеже, хотя и не мог полностью исключить эту возможность. Но он был убежден, что если бы Ледибаг училась в одном учебном заведении с ним, он наверняка ее заметил бы. Она была такой яркой, такой харизматичной, и испускала такую ауру, что невозможно было, чтобы, находясь рядом с ней в повседневной жизни, он не понял бы этого.
Адриан размышлял над фактом, который мог бы раскрыть ей в следующий раз. Мог он пожаловаться на какой-нибудь урок, назвав имя учителя? Следя за реакцией Ледибаг, он, возможно, смог бы догадаться, знакомо ли ей это имя.
О, ему не терпелось…
Прошло еще несколько недель, а Адриан особо не продвинулся в своем расследовании. В итоге он решил не упоминать одного из своих профессоров. Идея была, конечно, соблазнительной, но это многое говорило и о нем самом. Он рассудил, что на данный момент риск слишком велик, он не хотел дать Ледибаг слишком много шансов.