— Тебе же нельзя мочить татуировку, — вспомнила Таня, ощутив под своими ладонями пластырь.
— Начхать на нее.
Второй раз они занялись любовью в душе. Это было проблематично из-за габаритов Вани, но он так легко поднял Таню, что все получилось.
Уже в спальне они мазали друг друга лечебной мазью, он ее ноги, она его плечо. Татуировка оказалась странной.
— Что это за фигня? — спросила Таня, увидев какие-то непонятные черно-бело-синие фигуры на сером фоне.
— Картина Пикассо «Арлекин и женщина с ожерельем», — рассмеялся Ваня. — Шедевр, между прочим.
— Странно, что его с легкостью повторил татуировщик из обычного салона. И где же это выставляется?
— В Париже. В Центре культуры и искусства Жоржа Помпиду. На меня эта картина произвела колоссальное впечатление.
— А я Шишкина люблю. И Сезана. Твой мастер сможет набить мне «Утро в сосновом бору»?
— У тебя уже есть татуировка, хватит, пожалуй. Не скажешь, что подвигло тебя?…
— Как-нибудь в другой раз, — выпалила Таня. Тату тоже было связано с дочкой, даже сейчас говорить о ней — рано. Да и не к месту. — А теперь покорми меня чем-нибудь. Лучше фруктами.
— Этого добра навалом. Я на рынке вчера столько всего накупил.
Он притащил целое блюдо, на нем и виноград, и инжир, и персики, а еще экзотические драконий фрукт и папайя. Оказалось, в Алании выращивают и такое.
Наевшись, они легли спать. Но через какое-то время пробудились, чтобы еще раз заняться любовью. Уже на удобной кровати, размеренно, долго, с прелюдиями. О некоторых Таня узнала впервые — муж ее сексуально не просвещал. Не хотел раскрывать? Боялся, что загуляет? Или самому было неинтересно все это «баловство»? Таня не знала, они с Виктором почти не говорили по душам…
— Танюша, ты голодна? — спросил Иван, отлипнув наконец от нее.
— Есть такое.
— Чего желаешь?
— Фруктов.
— Ты ж моя райская птичка, — с умилением проговорил он и достал фрукты из холодильника. — А я как пещерный человек хочу мяса! Тебя не смутит, если я буду готовить его при тебе? — Она покачала головой. — У меня гриль на балконе. Есть стейки, пойдем пожарим?
— Я — «за».
— И заварим чаю. — Он указал на плиту, на которой стоял двойной чайник. Один большой, второй, поменьше, сверху. Таня впервые такой видела. — Вот в нем он получается очень вкусным.
Они оделись и вышли на балкон. Таня с фруктами, Иван со стейками. До этого он организовал все для чаепития.
— Чем сегодня хотела бы заняться? — спросил он.
— Просто быть с тобой, — честно ответила она.
— Тогда ничего не планируем. А если ты захочешь гюзлиме, мы поедим их в ближайшей закусочной. Тут идти три минуты. Или лучше закажем доставку?
— Нет, нет мы спустимся. У меня же есть сланцы.
— А в закусочной — попугай. Говорящий!
— И много слов знает?
— Три. И все они русские. Первое «иди», второе — предлог «на», а третье неприлично вслух произносить.
— Турецкий попугай ругается нашим матом? — расхохоталась Таня.
— Я тоже обалдел, когда впервые туда зашел. Только порог преступаю, а меня тут же посылают. — Иван уже разогрел гриль и сыпал на стейки перец. — Приемный он, попугай. Залетел в закусочную с перебитой лапой. Облезлый был, больной. Выходили. Когда Абдула (так его зовут) оклемался, начал что-то орать. Хозяева не понимают. А тут у нас в квартале туристов почти нет, поэтому не сразу въехали, что он матюгается.
Пока он это рассказывал, Таня поражалась, что есть такие легкие в общении мужчины. С Витей ей было сложно. Он грузил ее. Даже если они выбирались вдвоем на «романтическое» свидание в честь годовщины свадьбы, муж то о каких-то своих проблемах рассказывал, то обсуждал оценки детей, то мягко, но настойчиво указывал Тане на те ошибки, которые она допускает. Делая комплимент, муж не забывал добавить пожелание. Типа, тебе очень идет эта прическа, но в следующей раз не распускай волосы, они могут в тарелку упасть. Женщина, что живет с пьяницей, дебоширом, тунеядцем, сказала бы — тоже мне проблема! Деньги носит, детей любит, обо всех заботится, чего тебе еще надо, зажравшаяся ты дрянь? И была бы по-своему права. А Тане не хватало именно легкости в отношениях (о любви уже не мечтала). Витя был вечно напряженным. Контролировал и себя, и подчиненных, и членов семьи. В том числе мать. Она одна его вырастила, и он, разбогатев, дал ей все, что можно купить за деньги, но только не свободу. Не позволил съехаться с мужчиной, которого она выбрала, перебраться жить в другой город, сделать подтяжку. Виктор не тиранил, но сильно давил. И только Ангелина не поддавалась. Она ускользала из его сжатого кулака. Поэтому у них были натянутые отношения…