Мы останавливаемся на красном свете светофора, и Тод улучает момент, чтобы изучить свою руку.
— Я знал, что Тесса боялась... может быть, я мог сделать что-то. Может, я мог бы спасти ее.
Я смотрю в окно. Это понятно. Каждый так думает после чьего-то суицида. Поверьте, я знаю все о сомнениях и вине. Я чувствую себя ужасно из-за того, через что придется пройти Талли и миссис Вэй, хотя мне также жаль Тода. Он выглядит так, будто вина ест его изнутри. Он выглядит так, будто может заплакать.
Я надеюсь, что он не будет этого делать. О боже, я так надеюсь, что он не станет. Я не знаю, что сказать. Я не знаю, что сделать. Люди не компьютеры. Их нельзя вот так просто взять и починить. Слишком уж они запутавшиеся.
— Эй, Викет, давай это останется между нами, окей?
Вопрос выскакивает из Тода как-то смазано. Он так удивил — нет, даже чертовски огорошил — меня и... я чувствую себя хорошо. Брен будет негодовать, если узнает об этом, и он верит, что я не расскажу. Он доверяет мне. Малолетней преступнице. Девушке, которой никто ничего не доверяет.
— Разумеется, — говорю я, и слова звучат ужасно тихо по сравнению с сердцем, которое просто выпрыгивает. Если он доверяет мне, может, и я смогу доверять ему. Может, я смогу ему сказать о дневнике.
Но я не могу.
Я открываю окно и пытаюсь схватить руками быстро движущийся воздух. Нет, стоп. Я не буду ему говорить, потому что в самом деле не стоит. Может, достаточно знания того, что секреты не у меня одной.
К моменту нашего возвращениядомой Брен уже приготовила ужин. Открывая дверь, мы уже чувствуем запах нагретых помидоров и нарезанного чеснока.
— Брен готовит спагетти. — Лили встречает нас в коридоре, и ее голос почти благоговеен. Я не могу ее винить за это — они пахнут просто изумительно. В последний раз, когда мы ели спагетти, это была разогретая лапша с кетчупом. Отец сказал, что это практически одно и то же, но нет.
Вообще нет.
— Она уже выкинула две партии, — продолжает Лили. — Они не были идеальными.
Не знаю, как такое возможно. Брен — самый исполнительный повар, которого я знаю. Ее указания такие, что им можно следовать. Тод говорит, что так же она обращается с бизнес-контрактами.
— Привет, милый. — Брен возится с чесночным хлебом, аккуратно вытягивая из кастрюли его горячие края. — Как ты, держишься?
— А как ты думаешь? — Тод несется через кухню и хлопает за собой дверью кабинета. Мы все затихаем; затем Брен разворачивается, ослепительно улыбаясь.
Очень плохо, не достаточно быстро, чтобы скрыть боль.
Или, может, я просто узнала себя. В этот момент она выглядит разбитой, он не доверился ей. Это разочарование напоминает мне о маме.
Я переживаю за нее.
— Правда, Брен, пахнет великолепно, — говорю я, и она награждает меня другой, слишком яркой улыбкой. Я не чувствую себя лучше, но мне как будто... легче, как будто кризис пройден, хотя Брен так не кажется.
И я не хочу это говорить, но есть одна загвоздка: Брен не такая, как моя мама.
Родитель с депрессией заставляет тебя играть в экстрасенса. Ты не знаешь, что может ее разозлить. Ты не знаешь, что может заставить ее плакать. Ты не знаешь. Периодически. Но лучше попытаться предвидеть, потому что последствия отразятся на тебе. Но мой отец делал всё только хуже. И подсел на это.
— Пахнет великолепно потому, что это и будет великолепно. — Лили уже сидит за кухонным столом с вилкой в руке. — Помой руки, Вик.
Я должна сказать нет, но я голодна — вообще-то очень голодна. После того как я надраила руки ванильным мылом, после которого Брен пахнет как печеньки, я усаживаюсь на ближайший стул и смотрю, как Брен добавляет крошечные сосиски в мясной соус.
— Я случайно встретила маму твоего друга сегодня, — сказала Брен через какое-то время.
Другого друга, не Лорен? Брен протягивает мне тарелку, и я проверяю размер зрачков девушки. Они выглядят нормальными, но она говорит так, будто надышалась стеклоочистителя. Интересно — больше всего потому, что у меня нет друзей. У меня есть Лорен, и Брен знает ее маму.
Могла ли она иметь в виду маму Гриффа? Я надеюсь, нет. Я не думаю, что Грифф квалифицирован как друг, хотя я не против иметь такого друга.
— Она очень хорошая, — продолжает Брен, отдавая Лили тарелку, в которой еды достаточно для целой футбольной команды. Она смотрит на меня.
— Вик, милая, пожалуйста, сядь ровно. Осанка отражает твое отношение к себе.
Я послушно придвигаю стул, и Брен улыбается, будто я сделала милейший трюк.