Накануне вечером приезжала Лера, привезла кучу фруктов, что-то рассказывала, но Аня не слушала. Ей было все равно.
Утром позвонила Тата. Доктор Костромин разрешил Ане пользоваться мобильником, который сам же и принес. Татка извинялась, что не может приехать – ее не было в стране, отправилась в кругосветное путешествие. И что-то было в ее голосе, едва уловимое, но так созвучное с отчаянием и безысходностью, что у Ани заломило виски. Но спросить она так и не решилась.
Зато решила, что ей уже пора вставать.
Босые ступни коснулись холодного пола и Аня поморщилась. Холод пробежал по пальцам, обхватил щиколотки и заскользил по ногам вверх. Аня поежилась. Ей нужно было встать. Она хотела подойти к окну и открыть опостылевшие жалюзи, не пропускающие солнечный свет. Она любила солнце, его ласковые лучи. Ей нужно было почувствовать себя живой. А без солнца никак не получалось. Не получалось еще и потому, что Илья так и не пришел.
А она так надеялась, потому что была уверена – он был в операционной. В накинутом на плечи белом халате, злой – он всегда злился, когда ему было страшно – уставший, всматривался за большое окно, за которым лежала Аня. Она не сомневалась, что видела его и слышала, как он шепчет: «Ты нужна мне». И она поверила, не ушла по осенней аллее, манившей золотым сиянием. Осталась с ним, ради него, а он обманул. Не пришел, и Аня решила, что не нужна ему.
Ну и пусть! Она справится и без него. Обязательно. И он еще пожалеет, что обманул ее. Обманул, когда она вновь поверила в чудо.
Внезапная злость придала сил. Оттолкнувшись ладонями от кровати, Аня встала на ноги. Колени подогнулись, палата завертелась, и чтобы не упасть Аня вцепилась в спинку кровати. По спине разлилась судорога боли. Аня застонала, но не сдалась. Закусила губу. Не разжимая рук и с силой переставляя занемевшие вдруг ноги, Аня сделала шаг, еще один и еще.
Когда она добралась до окна, боль отступила, ноги не дрожали, только ныли и покалывали от напряжения. Аня нашла тонкую веревочку и подняла жалюзи. От яркого солнечного света пришлось ненадолго зажмуриться.
Улыбнувшись, Аня села на широкий подоконник, подставив лицо теплым осенним лучам. За окном простирался больничный двор, перерастающий в густой ельник, сливающийся с небом на самом горизонте. Аню привезли сюда на второй день после операции. Доктор Костромин не хотел, но сказал, что выхода другого нет – в той больнице, где ее оперировали, не было необходимых условий для реабилитации. А в этом то ли санатории, то ли частной клинике Ане нравилось.
Она слегка приоткрыла окно и вдохнула терпкий еловый аромат с примесью осенней свежести. На резной лавочке под ярко-рыжим кленом сидели двое: молодой мужчина и девушка в бирюзовом платье. Он прижимал девушку к себе и показывал ей фотографии. Она счастливо улыбалась. А до слуха Ани доносились редкие фразы: «а помнишь нашу первую встречу?», «а это наш первый Новый год», «а тут ты такой смешной».
И эти фразы, такие по-семейному уютные, и эта красивая пара невольно унесли Аню на Приморский бульвар ее родного города.
В тот летний день тринадцать лет назад однокурсницы вытащили Аню погулять. На повестке дня был пляж, дельфинарий и театр вечером, новая постановка столичных артистов. Тогда девушки как раз вышли из дельфинария, яро обсуждая роскошное представление, как вдруг…
— Эй, принцесса!
Аня помнила, как заколотилось ее сердце, когда она услышала знакомый, чуть хрипловатый голос. Родной и любимый. Помнила, как застыли в изумлении ее подружки, когда увидели, кто окликнул их. Статный парень в военной форме. Аня даже вспомнила, как девчонки шушукались и хихикали, пытаясь угадать, к кому подойдет этот роскошный кавалер. Но тогда она только слышала, как ухает в груди сердце, и не сводила взгляд с обворожительной улыбки и внимательных серых глаз своего принца.
Аня мечтательно улыбнулась.
Илья тогда даже опомниться ей не дал. Стремительно подошел, по-хозяйски прижал к себе и поцеловал. У него были сухие, горячие губы. И он целовал ее так, будто уже тогда имел на нее все права. Это был их первый поцелуй. Со вкусом табака и миндаля. Почему табака, Аня не знала до сих пор.