Выбрать главу

Он не трогал Софи, он не делал ей больно, но каждый раз, когда он приходил, она испытывала ужас, зная, чем все закончится, хоть он никогда и не говорил ей об этом.

Он приносил еду. Иногда даже горячую. Сегодня, например, был омлет с сыром и овощами, свежевыжатый сок и фрукты. Ей приходилось играть по его правилам. Она ела и не устраивала забастовок. Ей приходилось идти на контакт, она не могла подвергнуть риску своего ребенка. Она привыкла к нему. И, независимо от всего, материнский инстинкт помогал бережно хранить в себе нового человека.

Среди темных обшарпанных стен стояли старая кровать и такое же кресло. Тут же был письменный стол, душ и туалет. Достаточно комфортно для человека, лишенного свободы передвижения. У него не было намерения доставить ей неудобства, напротив, он стремился создать для нее обстановку как можно уютнее. Подушки, плед, мягкий коврик. Если бы не эти стены, то можно было бы представить себя в спальне отеля среднего класса. Напротив зарешеченного входа было лишь одно маленькое окошко под потолком, которое, впрочем, нельзя было назвать окном. Сюда даже не пролезет рука. Зато можно было следить за временем суток, пока осенние упавшие листья не начали закрывать обзор.

Человек, оказавшись взаперти, готов на многое, чтобы выйти. И он это учитывал. Поэтому был максимально осторожен. Хотя уйти отсюда, ровно как и причинить ему травму, было невозможно. Помещение было зарешечено. Но каждое утро в голове выстраивался новый план, и к каждому вечеру Софи понимала, что провернуть его невозможно.

Она думала каким-то образом ударить его чем-то тяжелым по голове, задушить, уговорить отпустить, притвориться больной, умирающей. Но ничего не работало. Он был слишком осторожен. Этот человек не даст ей уйти ни при каких условиях. Как она ошибалась, когда только встретилась с ним…

Она понимала, что все время наступает на одни и те же грабли. Она слишком доверчива. Но то, на что он оказался способен, переходило все границы. Как далеко может зайти человек, который поставил для себя одну-единственную цель?

И ответ прост: смотря, как далеко он уже зашел. Делая шаг вперед по гнилому шаткому мосту, идти назад, находясь на середине, уже не имеет смысла. Да, он не будет отступаться. Уже не сейчас…

Глава 51

Марк молча смотрел в поток. Перед глазами возникали женские образы: то Софи, то Саша. Он вспоминал ее красивое лицо, украшенное ссадинами и ушибами, и молился о том, чтобы никто из прохожих не заметил ее в таком виде. Он не мог точно знать, где она сейчас находится, и верил, что как-то сможет из этого всего вырваться. Он ощущал себя мухой в паутине, которую сплел, когда сам был пауком. Одинокое существование в горизонтальной плоскости этой больницы приближало неизбежный плохой исход – он останется здесь навсегда, он будет радоваться солнышку и разглядывать еловые ветки из окна. Он будет рисовать и петь. У него не будет проблем и забот. Он станет ребенком, тем самым, который приезжал в деревню к бабушке, чтобы любить лето.

Его поток удрученных мыслей прервала открывшаяся настежь дверь. В палату вошли трое – профессор, Виктор и человек в форме.

– Вот он, – сказал профессор.

– Я хочу с ним поговорить один на один, – ответил Виктор, не отводя взгляда от беспомощного Марка.

– Да, конечно, только, пожалуйста, как я просил.

– У меня тоже есть опыт в своего рода психологии, не беспокойтесь, – он слегка улыбнулся и бесцеремонно взглядом указал на дверь, – прикройте, пожалуйста.

Виктор придвинул табуретку, сел, расставив ноги, и наклонился над Марком. Он рассматривал его лицо, его глаза, его мимику.

– М-да, – произнес он загадочно, – раз ты не пришел на допрос, то я пришел к тебе сам. Ты, Марк, не похож на психопата. Притворяешься? Хочешь остаться здесь? Какой у тебя план, Марк Берн? Давай-ка договоримся с тобой. Что произошло? Расскажи мне. А я в свою очередь обещаю, что наше сотрудничество зачтется тебе в суде.

Марк молчал, а Виктор продолжил:

– Я неправильно начал, но, надеюсь, ты меня услышал. Когда ты в последний раз видел Сашу?

– При чем тут Саша? – он сделал паузу. – Я расскажу все, только если вы развяжете меня. Я больше не могу находиться в таком положении.