Арэнкин приподнялся, стараясь удержать мокрую и скользкую от крови рукоять меча, но она сама по себе выскользнула из рук. Наг загреб ногтями песок, закашлялся, сплюнул густую кровь.
Ханг приблизился, пошатываясь. Занес и тихо опустил меч. Поддел черным наконечником меч Арэнкина и отбросил его в сторону.
Тишина нависла над полем поединка. Гробовая звенящая тишина. Мгновения замедлили бег. Исход был кристально ясен.
И Арэнкин не выдержал. Он поднял голову, ужасающе медленно и стремительно одновременно, прищурился сквозь слипшиеся от крови волосы, и тут же резко раскрыл бледные страшные ледяные глаза, перехватывая пронзительный, уверенный, без малейших признаков торжества, взгляд Ханга.
Ханг понял слишком поздно, попытался отступить, но не смог. В воздухе кристаллизировался лед, он потрескивал, морозной щеткой осыпался вниз. Красные глаза альбиноса стали бледно-розовыми от переполнившего их льда, он побледнел, хоть и казалось, что лицо белее уже не может быть. Арэнкин смотрел на него пристально, не моргая, не дыша.
И Ханг упал навзничь, в той же позе, в которой стоял. Он упал лицом на обсидиановый наконечник, но кровь не пролилась. Арэнкин бессильно закрыл глаза, вцепившись в песок.
"Все. С меня хватит".
Сквозь нарастающий шум в ушах, сквозь давящую боль в висках, словно издали до него донесся гул голосов, взволнованный, испуганный, тревожный, отчаянный… Шелестел песок – наверное, к нему приближался служитель. И прежде, чем потерять сознание, Арэнкин отчетливо услышал яростный, звонкий и негодующий голос Бхати:
– Он убил взглядом! Меджед-Арэнк убил лучника взглядом на священном поле поединка! Огима-Гирмэн, мы требуем справедливости!
/b>Глава 3.
Я сегодня взойду на плаху,
Я иду, в помине нет страха.
В предрассветных небесах – звезды,
Я надеюсь, что топор – острый…
– Не может быть!
– Может. Законы нагов не имеют сослагательного наклонения.
Мейетола повторяла рассказ дважды, от начала до конца. Она стояла у стены, напряженная, бледная, судорожно скрестив руки. Нагини владела собой отменно. Елена держалась, глядя на нее. На постели сидит Кусинг. Вид воинственный, черные глазки гневно сверкают, усы топорщатся, шерсть на загривке дыбом. Мейетола его не прогоняет, вообще не обращает внимания. Одно это говорит, насколько ей плохо.
…Огромный базальтовый стол образует полукруг в пещере естественного происхождения. Девять мест обозначены подточенными скальными выступами. Во главе сидит Гирмэн. Справа от него Охэнзи. Губы старого нага сжаты в суровую нить. Мейетола, единственная нагини Круга, занимает свое место через два выступа от Вождя. Пытается поймать взгляд Охэнзи. Бесполезно. Когда все в сборе, Гирмэн берет слово.
Суд нагов прямолинеен. Никакого тайного голоса, никаких подтасовок. Девять судей, решение определяется большинством, последнее слово у Вождя. Посторонние не допускаются, свидетели присутствуют лишь в крайнем случае и в течение строго определенного времени. Справедливость нагов никогда и ни у кого не вызывала сомнений.
Арэнкин стоит перед полукругом. На глазах у него повязана черная шелковая лента – знак совершенного преступления и гарантия невозможности общения с судьями через обмен энергией.
Он виновен. Это сомнению не подлежит, даже почти не обсуждается. Просто констатируется факт. Арэнкин признает свою вину несколькими словами и более не желает говорить ничего.
Обсуждения вызывает вопрос о казни.
Охэнзи наизусть зачитывает закон. Убившему взглядом – смерть. Его голос бесстрастен и спокоен. Слова гулко отлетают от каменных стен.
Мейетола рассказывает все, что произошло на поединке. Только правду. Она не имеет права на эмоции.
– Ханг Юшенг был мутантом с отличительными возможностями, – прибавляет она к своей речи. – Мы имеем основания полагать, что он вел бой, используя выдающуюся способность управления вещами.
Охэнзи поддерживает Мейетолу. Но этот факт имел бы значение лишь в случае оспаривания справедливости победы в поединке. Сейчас оспаривать нечего и некому.
Один из нагов берет слово и витиевато подводит к возможности обхода закона, ссылаясь на десятки недомолвок и приписок, внесенных за последние столетия. Он предлагает в качестве компромисса с законом ослепить виновного и изгнать за пределы Севера. Гирмэн отклоняет предложение движением руки. Это противоречит закону. Убившему взглядом – смерть!
Смерть в поединке, сознательное самоубийство, удар кинжалом в любимой руке, не самая благородная, но вполне обыденная гибель от удара палаческого меча…
Четверо нагов Круга имеют собственные счеты с братом Вождя, растянутые на десятки лет. Один из них высказывает предложение о наиболее достойной казни для нага благородной крови – добровольный уход на Заокраины.
Резкий протест Охэнзи, которого поддерживает Мейетола и еще два нага.
…Кусинг скулит и в бессильной злобе скребет когтями покрывало. Елена соперничает взглядом с каменной змеей, украшающей столбик кровати, против воли тихонько стонет сквозь зубы.
– Не вини себя! – шипит Мейетола.
Елена не отвечает.
– Ты не присутствовала на поединке, – говорит нагини. – Я никогда не видела Арэнкина более счастливым, чем тогда. Разве что, после тех ночей, что вы провели вместе.
– Теперь это не имеет значения! – Елена не замечает, как с ее губ слетает поистине змеиное шипение.
– Ошибаешься. Иногда за безудержное счастье не страшно и расплатиться по достоинству.
И с щеки Мейетолы на алое платье срывается холодная злая капля.
…Настает момент оглашения приговора. Каждый из нагов по очереди берет слово. Арэнкин не реагирует никак, он напоминает призрак самого себя.
Четверо нагов голосуют за самоубийство боевым мечом. Лучше этой смерти может быть лишь гибель в бою. Четверо других единогласно выступают за изгнание виновного на Заокраины.
Восемь судей обращают взгляды на Гирмэна. Ему решать участь подсудимого. У Мейетолы отлегло от сердца, до какой степени это вообще сейчас возможно. Родной брат – редкость у нагов – обязанный Арэнкину самой жизнью, возрожденный на его крови, всегда считавший брата правой рукой, единственным, достойным доверия.
Мейетола сама подготавливала девочку, принесенную тогда в жертву. Арэнкин полжизни положил на возрождение Вождя. Гирмэн любил брата настолько, насколько был способен на хоть какое-то чувство.
– Меджед-Арэнк, Страж Заокраин, наг Скального замка. По древним и неприкосновенным законам великого народа нагов твою вину возможно изгладить лишь смертью. Ты признаешь это?
– Да, – Арэнкин не поднимает головы, его голос бесцветен и спокоен.
– По решению Суда нагов ты примешь смерть от самих Демиургов, по древней традиции, достойной благородной крови. Настанет указанный рассвет, и ты отправишься на Заокраины вслед за своими предками для искупления совершенного преступления.
Охэнзи делает едва заметное движение, точно хочет схватить Вождя за рукав. Мейетола не верит услышанному, ее глаза вспыхивают ненавистью.