Увидев, как подъезжает знакомый автомобиль к дому, я спускаюсь на первый этаж и направляюсь к двери. Мне немного страшно встречаться с мамой, но я стараюсь не думать об этом и отгоняю плохие мысли прочь. Однако странное чувство тревоги не покидает меня.
Почему они вернулись так рано? Может, что-то случилось? Бабушка вновь ругалась с мамой? Или же... Нет! Отгоняю дурные мысли прочь, боясь даже думать о том, что все дело в маме.
Я глубоко вздыхаю, на миг закрываю глаза и открываю дверь.
Папа вытаскивает чемоданы из багажника и захлопывает его. Потом подхватывает вещи с земли и спешит к дому. Я вижу в его глазах безмерное спокойствие. Он смотрит на меня и улыбается.
— Вайлет! — громко произносит он и пытается махнуть рукой, в которой держит один из чемоданов.
— Папа, — Иду к нему, подхватывая одну сумку.
Вижу, как мама только выбирается из машины. На душе становится легче, когда я понимаю, что она стала выглядеть лучше. Глаза стали живыми, на щеках, прежде бледных, появился слабый румянец.
Неужели, всё, наконец-то, наладится?
Мама поднимает на меня взгляд. Она смотрит с теплотой. Внутри меня что-то обрывается. Я едва не роняю сумку, но внешне держусь спокойно. Она удивила меня. Такими же глазами она когда-то смотрела на фотографии Кристин, а теперь смотрит на меня. Что это должно значить?
***
Мы пили чай как обычная семья. Впервые за последние десять лет. Мама вела себя странно, по крайней мере, по меркам нашей семьи, но в остальных семьях мамы ведут себя так каждый день.
Она сама поставила чайник, потом полезла по шкафам в поисках чего-нибудь съестного, но кроме пары пачек печенья, которыми я питалась последнюю неделю, ничего не нашла. Тогда она отправила папу в супермаркет, и мы остались с ней вдвоем. Мы ещё ни слова не сказали друг другу с того момента как они приехали и мне было сложно начать разговор. А вот маме, видимо, было просто.
— Как ты здесь была без нас? Тебе было скучно? — интересуется она, склоняя голову набок. И я вижу, что это не просто любезность, а, действительно, забота.
— Нет, я не скучала...
— Наверняка питалась одними крекерами и постоянно сидела дома, — отмахивается она от моего ответа и продолжает, — Кстати, твоя бабушка просто невыносима! Она нам все уши прожужжала тем, что мы обязательно должны были взять тебя с собой. Она и слушать не хотела, что это был твой выбор.
Я улыбаюсь. Не знаю, что ответить. До моего слуха доносятся неспешные шаги и звук открывающейся двери.
Папа вернулся. Я вздыхаю. Наконец-то он здесь. Со мной. И я не наедине с мамой.
— Во-от, — протягивает он, ставя два больших бумажных пакета на стол. — Как вы и заказывали.
Мама улыбается и начинает разбирать пакеты. Позже она начинает готовить на стол, я помогаю ей.
Мы долго сидим на кухне. Разговариваем. Пьём чай. Папа с энтузиазмом рассказывает, как он ходил с дедушкой на охоту и на рыбалку. Как они поймали огромную рыбу. Я слушаю и смеюсь. Мне спокойно на душе.
— ... а потом он как налетит на меня с расспросами о тебе. Уговаривал меня привезти тебя осенью. Я ответил, что постараюсь, но ничего не обещаю, — рассказывает папа.
— Верно. Кристин у нас самостоятельная и сама принимает решения. Правда? — Я едва не давлюсь печенькой. Кажется, кусок от неё все же застревает в горле, и я начинаю кашлять.
«Что это было? Она думает, что я Кристин?»
У меня нет слов. Папа хлопает меня по спине, чтобы я не кашляла и смотрит на маму. Я вижу, как в его глазах появляется злость.
— Пап... — шепчу я, но он не слушает.
— Вайлет, иди к себе.
— Но пап!..
— Вайлет, сделай, как я прошу. Нам с твоей мамой надо серьезно поговорить.
Я встаю со стула и, не глядя на маму, выбегаю из кухни, когда слышу мамин голос:
— Что я такого сказала?
***
Родители ругались до самого вечера. Я не спускалась, боялась всё усугубить. Флинн звонил мне около шести, хотел встретиться и о чём-то поговорить, пришлось отказаться. За окном уже было темно, когда в дверь постучали, и вошёл папа.
Я выдергиваю наушники и убираю телефон. Смотрю на папу. Он садится рядом со мной на кровать и молчит. Через некоторое время начинает говорить.