— Вайлет...
— Маме не стало лучше, так? — перебиваю его, поворачиваясь. В его глазах читаю ответ на свой вопрос и продолжаю, — Вы, поэтому так рано вернулись?
— Да. Ее состояние ухудшилось. Она стала забывать о тебе. Когда твоя бабушка заговаривала о тебе, она начинала утверждать, что у неё нет другой дочери. Только одна — Кристин.
— Значит, она думает, что я Кристин? — Я нервно усмехаюсь и отворачиваюсь. Хочется плакать. В глазах застывают слезы. Хоть я и не близка с мамой, но она хотя бы знала о моем существовании, а теперь меня не существует.
— Не переживай. Завтра я свожу её к психиатру.
— И ты считаешь, что ей это поможет?
— Не знаю. Но, может, со временем она тебя вспомнит.
— Со временем? И как долго мне быть Кристин в ее глазах? — Я повышаю голос и тут же жалею об этом. Закусываю губу и продолжаю, — Прости, пап. Я не хотела.
— Мы что-нибудь придумаем. — Я вижу, что папе тоже плохо. Ему больно от этого, так же как и мне.
Я вздыхаю и решаю уступить.
— Пап, — он смотрит на меня, — если маме так проще, пусть считает меня Кристин. Если благодаря этому она станет такой же, как раньше, я буду рада...
Папа качает головой и со вздохом произносит, окончательно ставя точку в нашем разговоре.
— Ничто больше не сможет стать таким как раньше.
***
Я пытаюсь уснуть какое-то время, но сон никак не идёт. Когда мне это надоедает, я сажусь в кровати, нахожу на прикроватной тумбочке телефон и нажимаю кнопку разблокировки. На часах полдвенадцатого.
«К черту всё!» — Решаю я и вскакиваю с постели, отбрасывая одеяло.
Я захожу в сообщения и пишу Флинну.
«Ты хотел поговорить, может, встретимся сейчас?»
Отправляю сообщение и одеваюсь. Если Флинн не согласится, погуляю одна. Но не успеваю я додумать мысль, как от Флинна приходит ответное сообщение.
«Хорошо. Встретимся возле супермаркета»
Я дочитываю сообщение и надеваю свитер — ночью прохладно — беру телефон и выхожу из комнаты, стараясь не шуметь. Осторожно спускаюсь по лестнице и, отперев дверь, выхожу из дома.
Глава 20. Дневник (21.09.19)
Вернувшись под утро, я застаю маму на кухне. Она что-то выписывает в своём дневнике, а когда я окликаю её, она за мгновение захлопывает его и крепко прижимает к себе.
— Кристин? — в удивлении воззрев на меня, спрашивает она. — Ты где была? Я думала, что ты спишь.
— Я… гуляла, — замявшись, решаю я соврать ей. За моей спиной топчется Серый.
— А это ещё что? Ты притащила с собой пса?! — взвинчивается мама, чуть ли не с боем подбегая ко мне.
— Это Серый. Можно он останется у нас? — Как можно более убедительно умоляя маму. Уже вижу по ее лицу, что она не согласится.
— Нет! Конечно, нет! Он же собака! Он будет грызть наши вещи, и гадить по углам! Наверняка ещё и блохастый.
— Он спокойный и ничего не сделает твоим вещам, мама! — более громко заявляю я.
— Он здесь не останется! Нечего тащить в дом всякую живность!
— Теперь это мой пёс и он останется здесь, даже если ты против.
— Кристин, это мой дом и я устанавливаю здесь правила!
— А я твоя дочь и живу здесь, а значит, имею такое же право решать, приводить сюда собаку или нет, как и ты! — Я разворачиваюсь и спешу к лестнице.
— За мной, Серый, — Зову я пса. Тот, прихрамывая, начинает подниматься вместе со мной.
Я стелю Серому старый плед в низкую коробку. Подойдя к ней, он долго принюхивается и топчется, а потом залезает в неё, опустив голову на край.
— Ну как ты, Серый? — Опускаюсь рядом с ним на колени и, потрепав ему за ухом, начинаю гладить. Это и правда успокаивает. Серый поднимает на меня глаза, в них полно грусти.
Поставив рядом миску с водой и собачьим кормом, купленным по пути домой, я закрываю дверь и падаю на свою кровать. Хочется спать. Да уж, зря я всю ночь гуляла с Флинном. Знала ведь, что на утро будет плохо. Да ещё и Серого притащила... О чем я только думала когда соглашалась на его просьбу?