— Что? Меня? О чем ты говоришь? — Обвожу её недоверчивым взглядом.
— Все дело в Кристин.
— Кристин? И что же такого ты скрывала все эти годы?
— В моей комнате, в полу рядом с окном есть тайник. Твой папа о нем не знает, я сделала его, когда мы только купили дом. Там ты найдешь ответ.
— Ответ на что?
Мама смотрит на меня, и улыбка становится ещё шире.
— Там лежит письмо и ключ, а так же мой дневник.
— Твой дневник? Который тебе сказал завести психиатр? И зачем он мне?
— Нет, Вайлет. Не он. — Она отрицательно качает головой. — Тот дневник, что я спрятала, куда старее. — Она усмехается и продолжает, — Ты никогда не навещала меня в больнице, когда мне было плохо. Я была плохой матерью и теперь о многом сожалею.
— А что за письмо?
— Прочти и всё поймёшь.
— А ключ? Это он, верно? Тот, что открывал чемодан, не правда ли? Зачем ты вообще его забрала?! И куда Кристин дела чемодан? Она сказала тебе? — Я больше не могу сдерживать себя, мне хочется, чтобы мама перестала говорить загадками и все мне разъяснила, но вместо этого она только больше все усложняет!
Мама отрицательно мотает головой и продолжает:
— Только… — Она хватает меня за руку, — Не рассказывай ничего отцу… — Мама поджимает тонкие губы. Я не успеваю ответить и расспрашивать дальше нет смысла.
Дверь открывается, в палату возвращается папа, приведя с собой доктора. Не дожидаясь, я прощаюсь с папой, покидаю палату и спешу домой.
Глава 24. Дневник воспоминаний матери (21.09.19)
Всё было именно так, как сказала мама. Тайник находился в её с папой спальне в полу рядом с окном. Одна доска оказалась не прикручена и никак не закреплена.
Принеся кухонный нож, я осторожно подцепляю край доски и приподнимаю, убирая её в сторону. В образовавшемся отверстии, как и рассказывала мама, лежит письмо, а чуть ниже мамин дневник.
Я с трудом заставляю себя достать всё это. Где-то в голове уже мелькает мысль, что я уже совсем не хочу ничего знать ни о причине ухода Кристин, ни о прошлом мамы, но собравшись с духом, извлекаю письмо и дневник.
Твердая красная обложка дневника выглядит старой и изношенной. Когда-то, судя по выбитому узору, этот дневник стоил немалых денег, но теперь весь он изрезан. Будто на нем вымещают внутреннюю злость. Неудивительно...
Конверт с письмом помятый и открытый и в отличие от дневника не в пыли, хоть и пролежал здесь, по маминым словам десять прошедших лет. А значит мама, хоть и редко, но брала его в руки и перечитывала.
Мне не хочется сразу же приступать к письму Кристин, сначала, чтобы хоть как-то подготовится, я решаю начать с меньшего из двух зол, как мне кажется, потому беру в руки дневник.
Усаживаюсь поудобнее, прислоняюсь спиной к кровати и осматриваю дневник. Судя по его толщине, времени понадобится много. По крайней мере, не менее нескольких часов. Вздыхаю и открываю дневник с красной обложкой, считая, что готова погрузиться в самые страшные секреты, что мама хранила до сих пор.
***
Воспоминания мамы разрозненные и обрывочные. Благо перед записями оставлены даты, с ними куда проще разобраться в её дневнике. Я собираю их по хронологии и выписываю самое главное, чтобы позже мама подтвердила всё написанное.
Она просила, чтобы я не говорила папе о дневнике. Неужели не хотела быть в его глазах той, кем была в прошлом? Пусть так, но проблема в том, что быть в его глазах той, в кого она превратилась теперь, она тоже не желала.
Первая запись. Мамин почерк скачет по строчкам. Такое чувство, будто её рука дрожала, когда она писала это.
20 июня 1991
Господи, прости меня… Я... я не хотела. Это всё он! Чак. Я не хотела. Это не моя вина! Всё вышло случайно. Она просто появилась на дороге внезапно! Я не смогла… Не смогла затормозить. Не успела… Боже… Мы сбили её. Она не дышала. Господи, она была мертва. Чак заставил меня грузить её в багажник. Он сорвал номера, как только мы сбили её. А потом велел мне ехать к реке. Ехать…