Выбрать главу

— Мам? — привлекаю к себе внимание, упершись ладонями в поверхность стола. Отняв взгляд от пола, боясь споткнуться, она смотрит на меня. Машу ей рукой, приветствуя, не зная как ещё себя вести.

— Вайлет? Где ты была? — спрашивает она хриплым голосом и хватается за голову, зажмурив глаза. Замечаю папу на входе в кухню, он не спешит помогать ей как прежде, ждёт, что она дойдёт до стола сама.

— Я ездила кое-куда, мама. Тебе следует присесть, — Разворачиваю к ней стул. — Я должна тебе кое-что сказать.

— Что такое? Ты что-то натворила? Лучше скажи сразу, потому что если не скажешь, я…

— Кристин умерла, — произношу громко, так чтобы она расслышала и поняла. Едва успеваю подхватить её, когда она начинает падать. Чёрт, говорила же ей присесть.

Папа помогает мне усадить её на стул. Она совсем бледная, в глазах застыло непонимание и страх, нет… кромешный ужас.

— Мам? Ты меня слышишь? — Спрашиваю, заглядывая ей в глаза, но вместо ответа на свой вопрос вижу лишь пустоту.

— Не надо было так сразу…

— Я знаю, но она не оставила мне выбора! Сама ведь просила сказать всё сразу вот я и… — смолкаю на полуслове, замечая, что её губы двигаются, и она что-то шепчет. Придвинувшись ближе, вслушиваюсь.

— Как же… как же так? Неужели Кристин… моя Кристин умерла? — Она смотрит на меня и её глаза наполняются слезами.

— Да. Твоя дочь умерла и уже давно, но она простила тебя. Слышишь, мама? Кристин простила тебя. А теперь и ты должна себя простить. — Моргнув, мама замечает меня и, взяв мои руки в свои, улыбается сквозь слёзы. Не знаю, понимает ли она сейчас, о чём я говорю? — Я покажу как, мама. Идём.

Прижимая к груди дневник, письмо и папку с делом одной рукой, второй держу маму за руку и веду на задний двор к мусорному баку. Останавливаюсь и разворачиваюсь к ней.

— Смотри, — Я открываю дело, показываю его, перелистываю страницы, и её взгляд становится осознанным.

— Что?.. — выдыхает она и тянется к листам. — Это же… здесь говорится обо мне…

— Да. Ты понимаешь, что это?

— … дело об убитой девушке. Девушке, что мы сбили.

— Ты в этом не виновата, ты знаешь это и всегда знала. — Я вырываю листы, бросая их в бак. Один за другим скомкиваю их до тех пор, пока не остаётся ни одного. Папка летит следом, затем письмо, а следом и дневник его я решаю дать маме, хочу, чтобы она сделала это сама. Но она колеблется. Держит его осторожно, открывает, перелистывает страницу за страницей и на её губах расцветает улыбка. — Избавься от него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я не могу. Кристин… это её почерк.

— Пожалуйста… — Но мама никак не реагирует. Не знаю, что делать смотрю на папу пытаясь найти в его взгляде поддержку, но он лишь качает головой на мою немую просьбу. Тогда я вспоминаю кое о чём и, нащупав в кармане сложенную вдвое тонкую картонку, достаю, протягивая ей. — Я дам взамен это, мама, только избавься от дневника.

— Что это?

— Взгляни сама. Но для начала освободи руки, ты знаешь как. — С трудом её пальцы разжимаются, дневник отправляется в бак ко всему остальному. Я же отдаю фотографию. Мама в нетерпении раскрывает её и… замирает, раскрыв рот. Глаза её вновь становятся красными и, накрыв рот ладонью, она начинает плакать.

Я смотрю на фотографию. На ней изображена Кристин. Счастливая Кристин, смеющаяся. Ветер треплет светлые волосы и развевает подол длинного платья. Её взор устремлён в сторону, но по тому, что находится за её спиной, я понимаю, на что она смотрит. Там за кадром остался маяк… Старый и разрушенный маяк. Наш маяк.

— Мам? — зову я. Она поднимает взор.

— Откуда?..

— От старого знакомого. — Пожимаю плечами и, достав зажигалку, передаю её маме. — Сделай это.

На этот раз мама не колеблется, продолжая сжимать в одной руке фотографию, она поджигает бумагу. Спустя пару мгновений огонь поглощает всё и записи, столь ценные когда-то записи, становятся ненужными. Якоря больше нет и пора плыть дальше.

***

После этого как я и думала, маме стало легче. Фотографию Кристин она прицепила магнитом на холодильник и всякий раз, проходя мимо, напевала какую-то мелодию.