— Значит, ждём пятницы.
— Видимо, да.
***
Драко лишь ненадолго задумался о том, чтобы пропустить пятничные посиделки. Он всё ещё выбирал между двумя направлениями действий, но оба они требовали встречи с Грейнджер.
С одной стороны, его привлекала мысль прийти и продемонстрировать Грейнджер, что всё кончено. План А: он игнорирует её. Он и так успешно делал это уже несколько дней. Хотя был шанс, что она даже не заметила, так как они всё равно обычно не разговаривали в течение недели. Что касается стратегий мести, то игнорирование на расстоянии крайне нерезультативно с точки зрения удовлетворённости. Игнорировать её вблизи было бы намного лучше.
Ещё больше удовлетворения мог бы принести план Б: продолжать трахать её в попытке саботировать любые перспективы на отношения с Т. Н. Он полностью осознавал, что использование секса с Грейнджер как способа наказать безымянного, безликого парня, которого он даже никогда не встречал, вероятно, не имело никакого отношения к самому парню и касалось только непосредственно очередных попыток трахнуть Грейнджер. Но насколько бы приятной идея использовать её таким жестоким образом ни являлась, Драко был уверен, что в первую очередь это нанесёт непоправимый вред его собственной психике. Опять притворяться, что она ему не нравится, в то же время трахая её, потребует эмоциональной отстранённости смертельных масштабов. И он на это не способен. Больше не способен.
Как ни странно, единственным вариантом, который так и не пришёл в голову Драко, было рассказать Грейнджер, что он видел записку, и объяснить, что он готов продолжить их отношения, но только если они не будут встречаться ни с кем другим.
Он решил, что решение придёт, когда они встретятся.
***
Малфой игнорировал её. И это было более чем очевидно. Собираясь на посиделки, Гермиона не знала, чего ожидать, но точно не этого. Вместо глупого неловкого приветствия, которым они обменялись на прошлой неделе, сегодня вечером он вошёл в комнату и поздоровался с каждым присутствующим, кроме неё.
Компания собралась небольшая, и в конечном итоге все разместились вокруг кухонного стола. Малфой активно включился в обмен историями о неудачных и отвратительных подростковых поцелуях. Он говорил, он смеялся, он пил, он смотрел куда угодно, только не на неё. Когда Гермиона говорила, Малфой либо изучал поверхность стола, либо стену за её головой.
Единственная видимая реакция проявилась, когда Джанель попросила Гермиону рассказать свою историю.
— Как звали того парня, который обесчестил тебя под омелой?
Малфой опустил взгляд на стол, но Гермиона успела заметить, как дёрнулась его челюсть.
— Кормак Маклагген, — ответила она.
За столом раздались стоны неодобрения, и Гермиона слегка улыбнулась.
— Каким он был, Драко? — спросила Джанель. Гермиона открыла было рот, чтобы ответить, но Джанель опередила её: — Нет-нет, ты предвзята.
Все посмотрели на Малфоя, и, казалось, он стиснул зубы, прежде чем сказать:
— Полным мудаком.
И снова стоны неодобрения, теперь в сопровождении ударов по столу.
— В таком случае, как же он попал на свидание с тобой, Гермиона? — спросил Томас.
Она уронила голову на руку, прикрыв глаза.
— Хорошо, я не горжусь этим, но я использовала его, чтобы заставить кое-кого ревновать.
На этот раз в стонах смешались одобрение и неодобрение, сопровождаемое саркастическими аплодисментами.
— Да, я знаю, — продолжила Гермиона, отмахиваясь от них. — Как по-взрослому.
Малфой неловко поёрзал на стуле. Он сжал стакан, и костяшки его пальцев побелели.
— Полагаю, ты усвоила свой урок горьким опытом? — игриво подметила Джанель.
— Вполне, — Гермиона отсалютовала ей бокалом.
— Кто бы говорил! — вмешалась Шеннон, ткнув Джанель в бок. — Ты забыла Хью Кэмпбелла?
Гермиона наблюдала за Малфоем из-под ресниц, пока Джанель рассказывала свою историю — она всё равно её уже слышала. Малфой смотрел на Джанель с неподвижной улыбкой.
Гермиона мысленно перенеслась в ту ночь, когда он ушёл, как будто его присутствие могло дать ей хоть какую-то подсказку, которую она не смогла обнаружить, пока была одна.
Но ничего. Всё было хорошо, а потом он разозлился. Она так сильно хотела просто спросить его, что произошло, но не могла этого сделать. Каждый раз она приходила к одному и тому же выводу: у него была причина уйти, причина не пытаться связаться с ней и игнорировать её весь вечер. Они не пара, и он ей ничего не должен.
Но что, если он решил покончить с этим так, если это теперь навсегда… Гермиона сомневалась, что согласна это принимать.
— И тут начинается обратный отсчёт. — Голос Джанель просочился сквозь мысли, и Гермиона замерла. Она забыла эту часть истории.
— Итак, осталось десять секунд, и мы как бы прижатые к этой стене. И тут я понимаю, что у меня в руке стакан. А стоит отметить, я весьма чётко представляла, как именно случится этот поцелуй, и для него мне были необходимы обе руки.
Сердце Гермионы билось всё сильнее с каждым словом. Малфой пристально следил за Джанель, от улыбки не осталось и следа.
— Так вот, я на секунду отворачиваюсь, чтобы выбросить лишнее из рук, поворачиваюсь назад — часы уже бьют полночь — и тут у него закатываются глаза, он плавно скользит вбок по стене и падает в кусты. Без сознания.
За столом раздался громкий смех, и Джанель изобразила крошечный поклон под всеобщие аплодисменты.
— Я до сих пор уверена, что это была судьба, — мудро отметила Шеннон. — В смысле Хью Кэмпбелл? Для новогоднего поцелуя? Ты бы действительно хотела провести весь следующий год с ним?
Малфой подавился напитком, а Гермиона застыла в ужасе.
— Чтобы ты знала, Хью Кэмпбелл был блюдом сезона в том году! — парировала Джанель, вздёрнув нос.
Малфой медленно повернул голову и зафиксировал взгляд на лице Гермионы. Она почувствовала, как отчаянно бледнеет.
— О чём я и говорю, — продолжила Шеннон. — Сезон. Он был бы хорош в лучшем случае пару месяцев, но целый год? Ни за что.
Гермиона была уверена, что Малфой не узнает о последствиях её поцелуя в ту ночь. Она гадала, какое объяснение он придумал, но его реакция подтверждала, что истинного значения традиции до этого самого момента он не знал.
И это стало последней каплей.
Гермиона почувствовала, как слёзы обжигают глаза, теперь он смотрел на неё так, будто видит впервые. Прятаться нет смысла. У неё не было никаких причин целовать его в канун Нового года, за исключением лишь одной — она думала, что это может быть её единственным шансом, и мысль о том, что она его упустит, была гораздо болезненней, чем любые возможные последствия.
Она думала, что потеряла последние капли своего достоинства, попросив его притвориться, что она ему нравится, но оказалось, кое-что ещё оставалось. И теперь было уничтожено этим последним откровением.
Гермиона поднялась на ноги.
— Прошу прощения, я вспомнила, что забыла отправить рабочие документы, — сказала она в спешке. — Это очень важно, и мне надо убедиться, что их получат вовремя.
Она запнулась и ударилась плечом о дверь, но успела выбежать на улицу до того, как первые слёзы покатились по щекам. Гермиона сердито смахнула их, завернув за угол.
Внезапно её схватили за локоть.
— Что ты делаешь? — требовательно спросил Малфой, сжимая ладонь крепче.
Гермиона вырвала руку и продолжила идти.
— Я бесцеремонно ухожу, Малфой, — плюнула она через плечо. — Тебе это должно быть знакомо.
Он ускорил шаг и обогнул её, преградив путь.
— Нет, что ты делаешь, Грейнджер? Зачем ты это делаешь? — он махнул рукой между ними.
— Я… я не знаю, о чём ты, — солгала она. Он был зол. Его глаза блестели в свете уличного фонаря, а челюсть была сжата.
— Всё ты знаешь! — сказал он, потянувшись к ней. — Что это? Между нами.
— Я не знаю! — отстранилась Гермиона. — Я не знаю, что происходит. Ты просто ушёл… — Она дрогнула, когда его глаза опасно сузились.
— Следовало рассказать, что ты встречаешься с кем-то ещё, — в его голосе чистый яд.